Елена Чалова - Рыцарь для дамы с ребенком

Открыл было рот, но тут на пороге операционной показалась Настя, и Лана забыла о стоматологе и о своем генеральном, наверное, тоже. Марк потихоньку ушел.

Да, а интересная, должно быть, жизнь. Значит, пираньи и женщина-юрисконсульт как представители экзотики. Хотел бы он посмотреть на этого генерального.

В следующий раз он увидел Лану через несколько недель. Стояла не то что теплая, а просто неприлично жаркая погода. Народ, очумевший от скоростного таяния снега, а затем стремительного появления зеленых листочков и полураздетых девушек, лечиться шел вяло. К тому же, хотя на улице было плюс двадцать два, топили вовсю. На днях Марк даже позвонил в ДЭЗ. «Слушайте, — сказал он, — ну ведь если вы выключите отопление, то вам же лучше будет. Сэкономите топливо, или мощности, или чего у вас там…» — «Ага, — злорадно сказали ему, — а вот как заморозки ударят, вы все побежите жаловаться, что холодно. Тогда что?» — «Тогда включите», — как ему казалось, вполне резонно заметил доктор. «Еще чего, — окончательно рассердилась тетенька из ДЭЗа, — тогда уже включить ничего нельзя будет. Все, тю-тю, до осени. Так что грейтесь пока».

Марк сидел, пил воду со льдом и грустно размышлял, почему, ну почему отключить отопление в Москве на месяц раньше срока так же трудно, как выключить на месяцок какую-нибудь АЭС.

Жизнь в нашем любимом Отечестве вообще страдает отсутствием логики. Затаривался неделю назад на рынке. Мясо подорожало. «Почему?» — спрашивает. «Как почему, — удивляется дедок за прилавком, — да ведь доллар-то как вырос». Мясо смоленское. При чем тут доллар, интересно.

Сегодня утром Марк пошел купить тете Рае вкусненького. (Тетушка позвонила — жара, лифт не работает, гипертония замучила, — и вот он уже спешит на помощь.) Мясо опять подорожало, хотя доллар, прошу заметить, стоит на том же месте. В общем, чудны дела Твои, Господи.

Размышляя о странностях жизни, он чуть не наступил на Анастасию. Девица, одетая в шортики и несерьезную маечку на бретельках-веревочках, сидела на ступеньках подъезда.

— Привет. — Она радостно заулыбалась. Зуба по-прежнему видно не было, зато имели место быть тонкие металлические дужки-пластинки. Не сильно приятная вещь, но необходимая, чтобы удержать и расширить место для отсутствующего зуба. Куда-то ведь ему надо расти.

— Встань немедленно с камня, — сказал Марк.

— Да? (Ведь дразнится, хулиганка малолетняя.) А вы к тете Рае?

Она послушно поднялась и теперь стояла на ступеньках — лицо почти напротив. На носу при ближайшем рассмотрении обнаружились веснушки. В белокурых волосах (будет натуральная пепельная блондинка — держитесь, мужики) поблескивали заколочки со стразами.

— К тете. А где твой телохранитель? В кустах?

— Нет. Он же с работы. А сегодня мама не работает.

— И сегодня за тобой никто не смотрит?

— Слушайте, почему вы так уверены, что я не в состоянии позаботиться о собственном ребенке?

Лана стояла рядом. Джинсы по щиколотку, расшитые внизу веселеньким узорчиком, кофточка выглядит так, словно сильно села после стирки. И теперь она в обтяжечку совсем-совсем, да еще пуговицы внизу отсутствуют. «Или у меня солнечный удар, или у нее колечко в пупочке?» Марк старался не пялиться, но взгляд неудержимо стремился именно туда.

— Э-э, да я, собственно, ничего похожего не говорил.

— Нет говорили.

Серые глаза сердитые! Но вообще она решительно похорошела. И выглядит совсем девочкой — волосы в хвостик, никакой косметики.

— Да? Вы меня не так поняли.

— Да? (Черт, и эта дразнится.) Надеюсь. А теперь скажите мне: вы к тете Рае?

— Да.

— Ну так и идите.

Мегера. Лифт опять не работал. Доктор влез на шестой этаж. Тетушка уже стояла у двери.

— Марк, мой мальчик! Что бы я без тебя делала? — Тетушка любит патетику. Потом она заглянула в сумку, которую он водрузил на стол в кухне, и жизнерадостно добавила: — Может, я похудела бы.

Через некоторое время, поставив рыбу в духовку, доктор смешал кампари с грейпфрутовым соком, высыпал в высокие стаканы побольше льда — кубики так приятно звенят друг о друга и о стекло — и сел в глубокое кресло в гостиной, наконец-то вытянув ноги. Тетя Рая сначала поучала работающего в поте лица Марка, что он должен был бы сделать с той несчастной кефалью, если бы и впрямь умел готовить. Сама она при этом не проявила ни малейшего энтузиазма поучаствовать в процессе. Теперь тетушка пристроилась напротив и принялась снабжать его информацией — совершенно ненужной, между прочим, — о личной жизни Светланы. Вернее, об отсутствии таковой.

— И вот она работает и работает. Ты не поверишь, девочку из школы иногда забирает телохранитель — этот жлоб здоровый, Иван кажется. Ужасно невоспитанный — ни тебе здрасте, ни тебе до свиданья. Я уж ей говорю: давай, пусть девочка приходит ко мне — все веселее, чем одной дома сидеть. Я и покормлю. Так ты не поверишь — я, говорит, тогда буду вам платить как няне. Ой, я прямо смеялась. Деточка, говорю, мой муж был порядочный человек и не мог позволить, чтобы его жена плохо жила. Я не богачка, да и зачем оно мне? Но я могу и сама тебе заплатить эти несчастные пять долларов в час просто за удовольствие поболтать с такой милой девочкой. Вроде она поверила, что я не бедствую, так что теперь мы с Настей то плюшки печем, то она мне математику свою объясняет.

— Да? То есть ты сидишь с ее ребенком?

— А с чьим мне сидеть? У тебя детей нет, все не порадуешь. На лавочку с бабками — не хочу. Они мне все про свою пенсию да про то, что Лужков двадцать рублей прибавил, да тут же квартплата и поднялась — подумайте, благодетель какой!

— Благотворительностью, значит, занимаешься?

Тетушка фыркнула:

— Я занимаюсь тем, что доставляет мне удовольствие. Настенька мне нравится, и я даже убедила ее, что надо есть суп. Я очень убедительно говорю. Не поверишь, на рынке на прошлой неделе уговорила этого черного, носатого, что по таким деньгам помидоры не бывают, по таким деньгам бывает икра…

Молодой человек впал в сонное оцепенение. Словно ему снова девятнадцать, и он пришел к тетушке «за покушать», а она все говорит, говорит… Обстановка в ее квартире не изменилась совершенно. Это все были реликвии прошлой жизни, дорогие не столько ценой, сколько памятью.

Собственно антиквариата было немного — кофейный сервизик, неполный, пара серебряных подсвечников и стаканчиков, какая-то шкатулочка, кажется табакерка кого-то из братьев царя Николая, и сервиз кузнецовского фарфора. Мебель тетушка выбирала сама, дядя был не в восторге, но смирился. Она достала (помните это слово? Кто не знает, спросите у мамы или бабушки) румынскую или чешскую? Вкус у нее всегда был несколько… Короче, она купила диван, обитый синим плюшем, и самую помпезную стенку, какую только можно было достать во времена дeфицита. Небольшая квартира с трудом вместила изделие дизайнеров из тогда еще братской демократической республики. Со временем здесь ничего не изменилось. Лет через двадцать эта обстановка, наверное, тоже будет восприниматься как антикварная.