Терри Макмиллан - В ожидании счастья

— И закрепил дверцу гаража, и пару недель назад вычистил твой бассейн?

— Да. — Глория покраснела еще больше.

— Ах, этот Марвин, — сказала Саванна накалывая мясо из горшочка на вилку.

— Прекрати, Саванна.

— А может, он еще что-нибудь сделал?

— Нет, — засмеялась Глория. — Он просто добрый сосед. И по-настоящему славный. Не молод уже. Вдовец. Он мне весь дом помог починить.

— И всего-то?

— А что, мало?

— Не ври мне, Глория.

— Зачем я буду врать?

Официантка принесла остальной заказ. На столе почти не осталось места.

— Скажи-ка мне, Глория, что ты будешь делать, когда твой сын окончит школу и уедет?

— То же, что и сейчас.

— То есть?

— Буду жить.

— Ты знаешь, о чем я. Сделаешь ли ты тогда то, чего не делала раньше или не делаешь сейчас?

— Может, я продам дом. Куплю кооперативную квартиру. Мне надоело убирать эти хоромы. А ты?

— А что я?

— Ну да, ты. У тебя есть теперь эта работа; ты намерена и дальше жить в Финиксе?

— Наверное.

Обед они доели почти молча. То, что хотелось сказать, было уже сказано. Глория закончила первой и заторопилась домой — в девять начинался фильм. Было без четверти восемь. Марвин собирался прийти в полдевятого и отрегулировать новый проигрыватель для компакт-дисков, а до этого нужно было привести себя в порядок. Она положила деньги на стол, и взяла пирожок с предсказанием внутри с собой.

Домой Глория доехала за десять минут. Тарик, к ее удивлению, сидел на кухне и делал уроки. Она спросила, как прошел день, он ответил — прекрасно. Глория поднялась наверх переодеться. В спальне она увидела, что стеклянная дверь на балкон открыта. Ветра не было. Воздух был тих. В небе было полно звезд некоторые из них мерцали. В самой середине темного ночного небосклона висела огромная желтая луна. Глория любила Аризону за это небо. Бассейн в темноте искрился бирюзой. Глория редко плавала в своем бассейне, но тут она разделась и натянула извлеченный из шкафа купальник. Он был тесноват, но сейчас хотелось только быстро окунуться.

Спустившись с террасы, она постояла у бассейна, глядя в него. Вода манила так сильно, что Глория сразу прыгнула, вынырнула, проплыла до стенки и, оттолкнувшись, ждала, пока ее не отнесет на мелкий конец бассейна. Потом встряхнула головой и вылезла. Теперь было хорошо.

Высушившись, она снова вернулась к себе на террасу. Тишина была полнейшая. Глория заглянула в соседний двор. В доме было темно, хозяева уехали за город. Соседи справа смотрели телевизор, голубой прямоугольник светился в проеме кухонной двери. В ее бассейне еще ходили легкие волны. Луна в небе стала казаться больше.

„Эта ночь создана для влюбленных", — подумала Глория. Тихая ночь. Безмятежная ночь. Выпить стакан вина, принять горячий душ, раскрыть постель и заключить друг друга в объятия. Но ей, Глории, это, видно, не дано. Она сама заперла свои чувства в клетку, возвела стену вокруг своего сердца. Вдруг захотелось освободиться. Вспомнился вопрос Саванны: „Что ты будешь делать, когда сын окончит школу и уедет?" Трудно сказать. Но это случится меньше чем через год. Даже если его и не возьмут в оркестр, он все равно уедет. И она останется одна. Вдруг грудь как иглой пронзила боль. Глория подняла полотенце, закрыла дверь на террасу и пошла в ванную — взять лекарство из аптечки. Когда она достала пузырек, неведомая доселе, нестерпимая боль взорвалась в ее груди.

Глория ушла. Свой счастливый билетик я развернула только в машине. Там было сказано: „Твое счастье и твой взгляд на жизнь неотделимы".

„Не врут", — отметила я про себя и вырулила со стоянки. У светофора включила первую скорость, нажала газ, и движок вдруг смолк. Десяток раз я пыталась включить его, но все впустую. Моя машина мешала движению, и все сигналили мне. Я застряла посреди улицы и не знала, что делать. Наконец один парень на красном „ягуаре" предложил позвонить из его машины. Я позвонила в Американскую автомобильную ассоциацию. Скоро оттуда приехали и увезли мою „симку" на буксире. Оказалось, что движок сгорел. Я сама подложила себе свинью: забыла залить масло.

Домой вернулась только около десяти. На ответчике оказалось две записи — Кеннет и, конечно, мама. Голос у нее был вполне веселый, так что я решила позвонить, когда переоденусь.

— Привет, милейшая женщина, — сказала я.

— Шейла-то опять парня родила. Головастый такой. Ты представляешь? Полный дом парней.

— Когда он родился?

— Два часа назад. Я звонила тебе прямо из больницы.

— Как она его назвала?

— Не выговоришь. Джахид, Джалил, Джамал. Что-то там на Джа… Позвони сама и узнаешь. Она в больнице Святого Августина.

— Сколько весит малыш?

— Три восемьсот тридцать пять. Большой мальчик!

— А как Пуки?

— Нормально. Пока ни в какие истории не вляпывается.

— От Сэмюэла что слышно?

— Пока ничего.

— Ты уже купила мне билет?

— Билет не надо покупать. У меня для этого проездные талоны есть. А что?

— Послушай, ты очень обидишься, если я не приеду?

— Нет. Но я думала, ты хочешь Аризону посмотреть.

— Хочу, но Шейле надо бы помочь на праздники.

— Ты уверена?

— Уверена. У нее забот по горло. А потом, — я услышала ее знакомый вздох, — здесь новые курсы открываются по составлению букетов и украшений для стола. Мне страшно захотелось пойти на них.

— Сколько стоит.

— Шестьдесят долларов.

— Хочешь, это будет моим рождественским подарком тебе?

— А что, есть выбор?

— Нет, — ответила я.

— А что у тебя хорошенького?

— Пытаюсь сделать кое-какие домашние заготовки для новой работы.

— А что же надо делать?

— Часами прочесывать газеты, искать темы для программы. То, что мне кажется важно для черной общины.

— А Кеннет больше не звонил?

— Мам, прекрати. Раз и навсегда.

— Я только спросила.

— Нет, больше не звонил. Я его просила больше не звонить.

— Ты же говорила, он тебе розы на день рождения прислал.

— Ну и что?

— Мне чего-то никакие мужчины никаких роз не присылали.

— Он может себе это позволить.

— Ты иногда бываешь просто настоящей мегерой.

— Наверное так, мам.

— В этом вся твоя беда. Слишком ты жесткая. Никакому мужчине ты не понравишься, если не станешь мягче. Этот человек все делает, чтоб тебе показать, как он к тебе относится. Почему не дать ему возможность?

— Мам, слушай, ты меня доведешь своими рассуждениями о моих проблемах. Давай, раз они мои, я и буду их сама решать. Ладно? До тех пор, пока ты не сможешь предложить что-нибудь дельное и конструктивное, оставь свои ехидные реплики при себе. Мне уже тридцать семь Я устала выслушивать, что делаю не так и что я, по-твоему, должна делать. А больше всего я устала от твоих вопросов о мужчинах в моей жизни. Нет у меня мужчин! Понимаешь? И самое главное, чтобы ты знала, мне на это наплевать!