Карин Боснак - Сколько у тебя? 20 моих единственных!..

Прошел слух, что все, уволенные и нет, собираются в уютный бар в Мидтауне, известный крепкими «Маргаритами». У меня оставалось немного времени, чтобы успеть на поезд в Коннектикут, на вечеринку по случаю помолвки Дейзи, но я подумала, что успею пропустить стаканчик. Хотелось выпить, мне это было необходимо, я это заслужила…

…или четыре.

Часам к девяти, добравшись до родительского дома, я поняла, что не могу сосредоточиться вовсе не из-за моей СДВ, а исключительно из-за ЛКМ — любви к «Маргарите», вот. Да, я была пьяна. И не только, а еще в качестве бонуса — поскольку я невоспитанна и не зашла домой переодеться — вся помята и залита текилой. Понимаю, нехорошо являться в таком виде на торжественный ужин по случаю помолвки сестры, но разве лучше было бы вообще не приходить? Дейзи огорчилась бы, а люди принялись бы судачить.

«Она просто не смогла вынести этого».

«Да, я слышала, она ужасно страдает».

«И вдобавок потерять работу… бедная девочка».

Подробности массового увольнения возглавили сводку вечерних новостей, так что я больше не просто одинокая старшая сестра, я теперь безработная одинокая старшая сестра.

Мама и отчим Виктор жили в том же большом белом доме в колониальном стиле, в котором я выросла, в сорока милях к северу от Нью-Йорка, в городке Нью-Ханаан, Коннектикут.

Вечеринка, похоже, была в разгаре, так что я без колебаний переступила порог и присоединилась к веселью. Едва я открыла дверь, как почувствовала терпкий запах чеснока и духов. В носу защекотало, но чихнуть не удалось, что немедленно вызвало у меня глухое раздражение. Почти чихнуть — все равно что почти испытать оргазм. Где-то там чувствуешь возбуждение, но если в итоге не получаешь облегчения, которое ждешь, то какого черта?

Я заметила в дальнем конце Дейзи и направилась прямиком к ней. Выглядела она потрясающе — тонкий краешек подкладки из тюля выглядывал из-под пышной кремовой юбки; пуговицы из блестящих стразов сверкали на розовом кардигане. Поглощенная разговором с кем-то, мне не знакомым, она не заметила, как я подкралась. Я тихонько прошептала ей в ушко:

— Здесь больше людей, одетых в «Сент-Джон» [11] Марка дорогой английской одежды. , чем в офисе пластического хирурга на Парк-авеню.

При звуке моего голоса Дейзи подпрыгнула и обернулась.

— Делайла! — взвизгнула она. Зубы у нее белые как фарфор, а каштановые волосы мягко пружинят, как в рекламе. Она раскрыла объятия навстречу мне: — Я так рада, что ты пришла.

— Я тоже, — ответила я, крепко обнимая сестру. Действительно искренне. Несмотря на мое отношение к мероприятию, я бы ни за что на свете его не пропустила.

— Как ты думаешь, — начала Дейзи, разворачивая нас лицом к публике, — если это мой праздник, почему здесь нет никого из моих друзей?

Оглядев море стариканов, словно сошедших со страниц журнала «Страна и город», я улыбнулась. Вполне в мамином стиле: устраивая вечеринку для Дейзи или меня, пригласить только своих друзей, большинство из которых мы даже не знаем. (Не то чтобы у мамы не было старых друзей, просто она все время заводит новых.)

— Кто все эти люди? — спросила я, и в этом была лишь доля шутки.

Дейзи помотала головой:

— Понятия не имею.

— Ах, Дейзи, мамочка так гордится тобой и хочет продемонстрировать тебя миру.

Так оно и есть — мама и ее друзья вечно выпендриваются друг перед другом, используя для этого собственных детей.

Дейзи закатила глаза:

— Да, да, да, ну конечно.

— А дедушка здесь? — спросила я, озираясь.

— Нет, — слегка разочарованно отозвалась Дейзи. — Видимо, не смог уйти с работы.

Когда мы были детьми, точнее, сразу после рождения Дейзи, отец погиб в автокатастрофе. И наш дед — его отец — фактически стал нам отцом. Он подписывал наши школьные дневники, ходил на родительские собрания — ну, вы знаете. Он был нам ближе, чем многие из отцов наших приятелей своим детям, поэтому мы не страдали от отсутствия папы. Когда мы с Дейзи учились в начальной школе, мама начала встречаться с Виктором. Дедушка не слишком обрадовался их решению пожениться. Думая, что Виктор займет его место, однажды он встретил нас с Дейзи после школы и принялся уговаривать переехать в Калифорнию вместе с ним. Нет, он не пытался нас выкрасть, ничего подобного, это было скорее забавно и трогательно. Забавно, потому что до того момента дедушка крайне редко покидал Восточное побережье. А трогательно, потому что, когда мы с Дейзи сказали, что никто не сможет заменить его, он улыбнулся, а потом заплакал.

— Он сказал, что постарается освободиться пораньше, — продолжала Дейзи. — Но не уверен, что сможет.

Дедушка работает помощником у кассы, укладывает покупки в пакеты в гастрономе «Эй-энд-пи» в Дэнбери. Он уже на пенсии, но работает, чтобы не сойти с ума от скуки. Жаль, что он не пришел, но у меня возникло чувство, что причина вовсе не в неудачном рабочем графике, а в том, что ему не нравится претенциозная нью-ханаанская тусовка, в которой вращаются мама и Виктор.

Мой дедушка — истинный «синий воротничок», очень практичный и деловитый. Тут у меня в животе заурчало.

— Э-э, да ты голодная? — изумленно спросила Дейзи.

— Умираю от голода, — подтвердила я, подхватывая крошечный кебаб с блюда позади нас. У моей матери собственная кейтеринговая компания — «Кити Кэннон кейтеринг», так что я пробовала такие кебабы раньше. Они чертовски вкусные. Не успела я затолкать в рот большой кусок мяса, как Дейзи вытянула левую руку, едва не ткнув мне в лицо. На ее пальце красовался такой большой, такой блестящий бриллиант, каких я в жизни не видела. Я чуть не подавилась.

— Четыре карата, — небрежно бросила Дейзи, а бриллиант переливался у нее на пальце.

— Фефыре? Оуф… — проговорила я с набитым ртом.

— Точно. Я чуть в обморок не упала, когда Эдвард мне его подарил. Он почти огромный, как думаешь?

Не обращая внимания на сопутствующие комментарии Дейзи, я выслушала ювелирный отчет (четыре карата, изумрудная огранка, платиновая оправа), а потом принялась озираться в поисках Эдварда. Я никогда прежде его не видела, как и моя семья. У них с Дейзи случился любовный ураган — они познакомились всего шесть недель назад. Я чувствовала себя ужасно глупо, ничего не зная о нем, но Дейзи буквально булькала от восторга, рассказывая, какой он замечательный; к тому моменту, когда ей удавалось успокоиться, поступал звонок по другой линии или еще что-нибудь случалось, после чего одна из нас прерывала разговор. Единственное, что о нем было известно нашей семье, — это то, что его зовут Эдвард Барнетт, он работает на Уолл-стрит и на десять лет старше Дейзи.

— Ну, и где же он? — нетерпеливо спросила я. — Он здесь?