Рэйчел Гибсон - Сплошные сложности

- Я знала, что ты сделаешь мне больно, - прошептала она сквозь слезы. Резкая боль и ярость – из-за него, из-за себя - вдруг стали такими сильными, что Челси не смогла сдержаться. – С самого начала я была права. Ты просто еще одна знаменитость, которая думает, что может использовать людей.

- Милая, это ты использовала меня, чтобы наложить руки на десять тысяч долларов.

- Я сказала тебе, что все не так. Я никого не использую. – И снова посмотрела на Марка. В злые карие глаза, сверкавшие на лице, которое она любила всем своим разбитым сердцем и раненой душой. – Но ты используешь. Ты играешь с людскими жизнями, а потом продолжаешь идти своей дорогой. И тебе наплевать. Тебя волнует лишь как получить то, что ты хочешь. – Ее ладони сжались в кулаки. Она не ударит его. Нет, хотя и очень хочется. – Ты ничем не отличаешься от других знаменитостей, на которых я работала. Ты эгоистичный и избалованный. Я позволила себе думать, что ты другой. – Челси с трудом сглотнула горький ком в горле. – Я позволила себе забыть, кто ты на самом деле. Ты – мужчина, который оскорбил меня при первой же встрече. Ты огромный идиот.

Марк снова засмеялся. Тем же горьким смехом, что раньше.

- И это ты только что говорила, что любишь меня.

Самым мучительным было то, что она на самом деле любила его. Неважно, что он ее не любит. Челси ничего не значит для него. Он добился ее, уложил в постель, а теперь все кончено.

- А ты всегда говорил, что не играешь, если не можешь выиграть. Мои поздравления, Марк. Ты выиграл. Я проиграла.

Все.

Он пожал плечами.

- «Чинуки» не знают, что ты спала со мной, и я не собираюсь об этом рассказывать. Тебе осталось лишь несколько недель до окончания срока контракта, а потом деньги будут твои. Ты их заработала.

Горло сжималось и горело. Развернувшись к столу, Челси схватила сумочку и протиснулась мимо Марка к выходу. Последнее, чего она хотела, это разлететься на кусочки перед ним. Последнее, чего она хотела, это услышать его смех.

Каким-то образом Челси умудрилась добраться до машины. Руки тряслись, когда она вставляла ключ в замок зажигания. Она почти ждала, что Бресслер побежит за ней и попросит вернуться. Что он поверит ей. Что он сказал, будто она ничего не значит для него, из-за боли и злости. И они смогут справиться с этим. Но этого ждала доверчивая частичка души Челси. Та частичка, которая хотела верить, что любовь к Марку закончится хорошо. Другая часть – рациональная – знала, что он не бросится за Челси. Знала, что она потеряла больше десяти тысяч долларов. Что она потеряла что-то более важное, чем деньги. Она потеряла гордость и сердце.

Пока Челси ехала домой, по ее лицу текли слезы. Оказавшись дома, она заперлась в комнате и позволила всей боли и злости омыть себя. К тому времени, как в двери повернулся ключ, грудь Челси болела от рыданий, а глаза покраснели и воспалились.

- Челс? – окликнула Бо.

Челси не хотела никого видеть, ни с кем говорить, но квартира была маленькой, так что Бо все равно нашла бы сестру.

- Я здесь.

Близняшка остановилась в дверях, взглянула на Челси и спросила:

- Что такое? Что-то случилось?

Челси не знала, с чего начать.

- Марк Бресслер что-то сделал тебе.

Предоставив сестре догадываться, Челси молчала. Она посмотрела на Бо, и из ее глаз выскользнула слеза и упала на подушку.

- Что он сделал?

Ничего. Кроме того, что заставил ее влюбиться в себя. Челси полагала, что может солгать, но сестра все равно узнает, а Челси была слишком измучена, чтобы придумать что-то правдоподобное.

- Я влюбилась в него. Пыталась не делать этого, но влюбилась. – Она покачала головой. – Он не любит меня. На самом деле, ему на меня плевать.

Бо села на кровать. Челси ожидала критики. Ожидала услышать лекцию о том, как импульсивность приводит ее к проблемам. Когда же она научится. Но вместо этого ее близнец, вторая половинка ее души, темнота для ее света, легла на кровать и обняла Челси. Позволила теплу своего тела согреть ее. Жизнь Челси была в руинах. В совершеннейшем беспорядке. В ней не осталось ни единой частички, которая не любила бы Марка, и Челси не знала, как прожить следующие несколько часов и дней, и недель. Она хотела, чтобы боль ушла. Хотела ничего не чувствовать.

Но три дня спустя ее чувства все еще кровоточили, и она словно не могла перестать плакать. Ее жизнь была в руинах, и мысль о том, чтобы жить в одном с Марком штате и, возможно, порой видеть его лицо в толпе, была невыносима. И в то же самое время мысль о том, чтобы уехать из Вашингтона и, возможно, никогда не увидеть лицо Марка в толпе, тоже была невыносима. Челси проживала день за днем, просматривая объявления о поиске ассистентов, питалась в основном фастфудом и смотрела глупые телевизионные программы.

- Джорджина Ковальски занимается кейтерингом, - сказал Джулс за ужином в четверг вечером в спортивном пабе на Двенадцатой улице. Казалось, Джулс, питает слабость к спортивным пабам. Челси была не против, пока он не начинал выплескивать на нее статистические факты. – По крайней мере, занималась несколько лет назад, - добавил он. – Я мог бы позвонить и поинтересоваться, нужна ли ей помощь.

- Сколько она платит? – спросила, обмакнув жареную рыбу в кетчуп, Челси. Она знала, что Бо и Джулс пригласили ее на ужин в попытке развеселить. На самом деле, это не сработало, но, по крайней мере, спортивные программы на бесчисленных телевизорах заполняли неловкую тишину.

- Я точно не знаю, - ответил он, взяв вилку. – Вероятно, больше, чем ты получаешь прямо сейчас.

А сейчас Челси, конечно, получала ноль. Ей нужны были деньги. У нее было достаточно для того, чтобы оплатить первый и последний месяц аренды, плюс залог за квартиру-студию, но ей нужно было больше. Особенно если она решила вернуться в Лос-Анджелес.

- Может, тебе стоит надеть твою тунику от Готье на собеседование, - предложил Джулс. – И причесаться.

- Я думаю, ты будешь выглядеть в ней великолепно, - поддержала Бо. Она взяла гренку из салата Джулса и бросила себе в рот. Эти двое были уже на стадии разделения еды. Челси с Марком никогда не делили еду. Слизывание шампанского с тел друг друга не считается.

- Может быть, я смогла бы заняться кейтерингом.

До тех пор, пока он не имел ничего общего с кейтерингом звезд и спортсменов. И до тех пор, пока она не поняла бы, что будет делать со своей жизнью дальше.

В первый раз, насколько Челси могла вспомнить, у нее не было плана. Даже примерного. Она не чувствовала жгучего желания ни к чему. Чувство оцепенения, которое она так жаждала, накрыло ее, и энергии чувствовать вообще хоть что-то просто не осталось.

На нескольких экранах вспыхнула спортивная реклама, и Челси макнула в кетчуп еще одну рыбешку. Она не собиралась уменьшать грудь. Всегда хотела этого, но теперь ей было все равно. Звонила агент с предложениями роли статиста в местной рекламе, но Челси отказалась. Она просто чувствовала себя... истощенной. Как будто в ее жизни из тысячи живых красок осталось лишь два оттенка серого. Абсурд и еще абсурднее.