Алиса Берг - Поединок Марса и Венеры

Лера вдруг ясно осознала, что она стоит вплотную перед очередным витком больших перемен. Каких? Этого она еще не ведала. Но то, что их не избежать, сомнений уже не оставалось. Сколько могла она им противилась, просто ужасно хотелось сохранить стабильность. Ей казалось, что она заняла очень удобный плацдарм на пути к большим достижениям. И не хотелось его терять. Но сейчас в ее сознание произошли серьезные сдвиги, жизнь выталкивает ее из насиженного гнезда. А значит, надо не противиться этому, а идти навстречу предстоящим событиям.

Лера вдруг почувствовал облегчение. Она давно поняла: самое бесплодное в жизни занятие – это сопротивляться неизбежному. Но у большинства людей именно это занятие становится делом всей жизни. Они бьются с ее течениями, пытаются отвоевать островки надежды и уверенности. Но всякий раз поток их затопляет, заставляя все начинать снова. А она не станет этим заниматься, пусть ее несет река событий туда, куда ей нужно. В конце концов, она лучше знает, где ей следует очутиться и чем заняться.

Поток настиг ее прямо с утра в понедельник. Плющинов встретил Леру у порога ее кабинета и попросил пройти к нему. В его хорошо обставленной резиденции ее уже поджидала вся комиссия в полном составе. По лицам ее членов Лера сразу поняла, что ничего хорошего ее не ждет. Это бы ее напугало, если бы она заранее настроила себя на то, что ничего хорошего ждать и не приходится.

Вышла она из кабинета Плющинова через два часа. Все было кончено, больше она тут не работала. Она и не предполагала, что комиссия за такой короткий срок сумеет накопать столько компромата против нее. Они подошли к своей миссии не просто добросовестно, а сверх-добросовестно, встретились со многими пациентами. Лера знала, что далеко не все оставались довольны общением с ней, ее чересчур радикальные идеи не у всех находили отклик. Такие, как Ольга, – скорее исключение, чем правило, на самом деле, слишком часто ее рекомендации вызывали отторжение, несогласие, недоверие, а то и негодование. Лера давно осознала, что большинство людей ищут приемлемые формы рабства, а не свободу, и именно за ними они и приходят к ней. Не удивительно, что ее советы кажутся им не подходящими, вызывают возмущение, периодически переходящее в ярость.

Весь этот накопленный негатив комиссия тщательно и аккуратно собрала, проанализировала, отсортировала, разбила на сектора и на выходе предъявила в виде обвинения Лере. Документ получился внушительный и по размеру и по количеству предъявленных претензий. Она читала его почти полчаса почти с восхищением. Этих людей нельзя было упрекать в некомпетентности, со своим делом они справились блестяще. Леру обвиняли в использовании антинаучных методов, в неоправданных экспериментах над людьми, в отсутствии результатов, вернее, в их наличии, но только отрицательных. Комиссия тщательно отфильтровала отзывы о ее работе, хорошие были удалены, зато негативные цитировались бесконечно и со смаком. Причем, они явно не были пропущены через цензуру, так как используемые выражения зачастую находились на грани допустимого приличия для такого рода справочного материала.

Лера слушала своих инквизиторов, сама же говорила крайне мало. Она понимала, что, как и в средние века во время судилищ, никого ее объяснения не интересуют. А коли так, зачем что-то объяснять? Лучше поскорее выслушать приговор и удалиться отбывать наказание. В какой-то момент ее мысли даже переключились на другой предмет, стоит ли говорить, что этим предметом оказался Мстислав?.. Но затем усилием воли она вернулась к происходящей над ней инквизиции.

И все же Лера осталась довольна, комиссия не стала поднимать вопрос об изъятия у нее лицензии. Ей лишь намекнули на то, что в округе заниматься практикой не позволят. Что же касается других мест на планете, то, как она поняла, их это волнует в последнюю очередь.

Лера ощутила огромное облегчение, когда, наконец, вышла из кабинета Плющинова. Она переместилась в свой кабинет и неторопливо стала собирать вещи. За годы работы здесь их накопилось с небольшую горку. Ничего страшного, успокоила она себя, за несколько ходок перетаскает все в машину.

Дверь отворилась, и в кабинет вошел Плющинов.

– Вас никто не гонит, Лера. Вы можете собрать вещи и завтра.

– Не люблю откладывать ни плохое, ни хорошее. Чем быстрей я отсюда уйду, тем скорей приду на другое место.

– Вы его уже знаете?

Лера отрицательно покачала головой.

– Я сейчас нахожусь в ситуации, когда ничего не знаю.

– Зная вас, уверен, что она продлится недолго. Скажу честно, я расстаюсь с вами с грустью.

– Своим пациентам я часто советовала немного погрустить. Грусть – одно из тех чувств, которое служит душевному очищению. Так что, иногда она очень даже полезна. Знаете, Андрей Арнольдович, если бы вы записались ко мне на прием, я бы рекомендовала вам почаще грустить.

– Узнаю вас. Я понимаю, что вы считаете, что я, словно Петр, отрекся от вас. Не спорю. Но этим ребятам очень хотелось лишить вас лицензии. И я приложил немало стараний, чтобы отговорить их от этого.

– Спасибо, я это ценю. На самом деле, я вас совсем не осуждаю. Я вам благодарна.

– Благодарны? За что?

– Обязательно нужно быть благодарной за что-то? Хотя вы правы, есть конкретно за что. Вы мне не мешали делать то, что я считаю правильным. Но я исчерпала тут свои возможности, эта комиссия появилась своевременно, мне действительно пора отсюда уходить. Не будь ее, я бы могла тут задержаться. Мне тут было комфортно, а комфорт делает нас ленивыми. Мне вон даже лень нести эти вещи в машину.

– Я вам помогу.

– Нет уж, я сама. Заявление я написала, – Лера подала листок Плющинову. – Один пациент мне как-то сказал, что его главным принципом были слова: измени себя, не изменяя себе. Что-то похожее я и попытаюсь сделать.

Глава 33

Прошла уже неделя, а за ней, как прицепленный вагон, и вторая, как Мстислав не работал. Первые дни он не находил себе места, вскакивал с постели рано утром, как это было в тот период, когда следовало отправляться в банк. Но затем вспоминал, что ехать ему никуда не надо, и снова ложился. Но заснуть не мог. Поворочавшись в кровати, все равно вставал, как и раньше, варил ароматный кофе. Затем садился на диван и погружался в состояние, близкое к нирване. Но и в нем долго пребывать не мог, потребность чем-либо заниматься выталкивала его из него, как пробку из бутылки.

Безделье угнетало Мстислава до такой степени, что иногда он срывался с дивана и начинал бесцельно ходить по своей огромной квартире, без конца мыл и подметал пол, пару раз поменял мебельную диспозицию, повесил несколько картин, которые лежали в кладовке не один год, а на следующий день их снял.