Эмма Ноэль - Пятьдесят оттенков страсти. История чувственного перевоплощения

Я испуганно открыла глаз, с ужасом понимая, что ласкаю себя прямо посреди комнаты под чутким наблюдением извращенного человека, скрывающегося под безликой маской. Он уже не был рядом — стоял в проеме двери и наблюдал за мной.

— Почему ты остановилась?

— Я не знаю, — прошептала я сдавленным голосом. Мне стало вдруг стыдно, я низко склонила голову, желая, чтобы рассыпавшиеся волосы скрыли мой позор.

— Какой был цвет?

— Оранжевый… Сочный оранжевый… А потом он стал портиться, как залежалый апельсин… появились пятна зеленовато-синего цвета…

— Это стыд. Он заставляет гнить твою жизнь. Что ж… для начала, думаю достаточно. У меня эрекция. Пойду что-нибудь с этим сделаю.

Он произнес эти слова так просто, словно говорил о чем-то очень безобидно-простом, к примеру, о том, что планирует читать книгу, а не… Я заставила мысль остановиться. Я чувствовала, как мой организм выделил соки, которые теперь необходимо смыть в ванной. Я немного злилась, потому что низ живота скулил, моля закончить начатое. Я прошла к ванной, воровато оглядываясь по сторонам. На всякий случай я робко постучала в дверь, предположив, что хозяин дома мог скрыться там для удовлетворения своих потребностей. Феликс иногда делал это в ванной, в смысле — самоудовлетворялся, когда у меня наступал менструальный цикл. Он долго сетовал на то, что ему нужна разрядка после трудового дня, а потом почему-то психовал, и со словами «почему ты меня не слышишь?» скрывался за дверью ванной комнаты. Я не сразу поняла причину его побега, но однажды подкралась к двери и подслушала, и, если честно, была в ужасе. После этого муж принимал душ, надевал пижаму и ложился спать, отворачиваясь от меня. Я понимала, что виной всему тяжелый рабочий день, ведь Феликс всегда твердил, что на его плечах держится основная конструкция фирмы, и чтобы удержать ее требуется много сил.

В ванной человека в маске не оказалось, как впрочем, и воды, но на крючке вместо полотенца весела малюсенькая полупрозрачная комбинация на тонких бретельках. К таким вещам я не привыкла, но за неимением другой одежды, я облачилась в нее. В своей келье я подошла к зеркалу, чтобы оценить новый наряд. Выглядело это очень мило.

— Тебе бы не понравилось, — выдохнула я, представляя кислую мину Феликса. Однажды по совету преданного друга нашей семьи я купила костюм дьяволицы в магазине с названием «Интим».

— Все мужчины мечтают, чтобы их святые жены, хоть иногда превращались в чертовок! — со знанием дела, а точнее — мужчин произнесла Вероника. Меня раздражала вездесущность этой дамы, потому что я прекрасно понимала, что до того момента, как Феликс женился на мне, она была частью его жизни и в ночное время суток.

— В студенчестве мы сношались, как кролики! Иногда даже сбегали с лекции, ради того, чтобы…

— Не нужно об этом рассказывать, — прервала я ностальгию. Она перевела тему, но по задумчивому взгляду я понимала, что Вероника предавалась воспоминаниям об эротических приключениях.

Видимо от злости на их совместное прошлое, на следующий день я направилась за чудо-костюмом, который должен был оживить супружеские отношения. Феликс пришел с работы… Я с волнением ждала его на кухне, устроив ужин-сюрприз. Сервировка, свечи, вкусное блюдо, бутылка хорошего вина и маленькая дьявольская провокация. Он принял душ и натянул пижаму. Войдя на кухню, оторопел, напоминая сурового отца, обнаружившего, что его всегда маленькая дочь оказывается уже половозрелая.

— Что это за маскарад? — неприятным тоном произнес супруг, разглядывая мой костюм с таким отвращением, словно я напялила свежесодранную человеческую кожу. Заикаясь, я начала оправдываться, что хотела его удивить.

— И тебе это удалось! — прошипел Феликс, вдруг став в тот момент чужим. — Если бы я захотел воспользоваться услугами шлюхи, то направился бы в дом терпимости. Я женился на чистой и светлой девушке, особенной! А не на кабачной потаскухе, которая прописана в кабинете венеролога!

Его слова меня очень обидели. Я убежала в ванную и рыдала там почти час. Приведя себя в стабильное бесцветное состояние, я избавилась от наряда, а на следующий день мне пришлось извиняться за свое поведение. Феликс сказал, что чуть было не разочаровался во мне, но великодушно простил меня.

Мой муж часто говорил о моей особенности. Вызвано это было тем, что он стал первопроходцем там, где не бывала даже рука другого мужчины. Мои сумасшедшие подруги — Лелик и Болек так и не убедили меня отдать девичью честь до заветного окольцовывания.

Даже в период, когда меня настигла «великая любовь», которая поразила, как гром среди ясного неба. Я познакомилась с чудесным парнем — будущим хирургом. Перспективы стать женой врача меня очень вдохновляли. Он долго меня обхаживал, но когда понял, что эта крепость неприступна, исчез из моей жизни, сказав, что глупо себя лишать удовольствия, а жениться студент-медик не планировал в ближайшие лет десять.

— Пойми, это ведь лотерея! А вдруг ты бревно в постели — а паспорт уже проштампован. Кота в мешке покупать не с руки, — сознался он на прощание. Долго я горевала и пролила несколько ведер слез.

— Бревно в постели, — прошептала я задумчиво, распластавшись на своем койко-месте. Смысл этого слова я понимала смутно. Я снова вспомнила лицо Василия Константиновича, который намекал на наш с Феликсом постельный кризис. Мое горло сдавило так сильно, что перед глазами появились темно-синие круги, будто я смотрела в океан, в водах которого созревала буря. Я сжала кулаки и задышала изо всех сил, чтобы подавить приступ начинающийся истерики.

— Это агония, как я понимаю, — произнес мужской голос. Я не была напугана, потому что мне хотелось увидеть его на пороге моего невзрачного убежища. Проклятая маска обезличивала мужчину, к которому я начинала испытывать теплые чувства, природу которых пока не понимала. Я доверяла ему… или просто согревалась мыслью о нем, потому что, по сути, те, кого я ценила, отвернулись от меня, оставив совсем одну. Я ощущала черную беспросветную бездну внутри моего организма и нуждалась, чтобы чьи-то сильные руки не дали мне туда свалиться! Холод одиночества заставлял меня чувствовать, что бледно-голубой морозный воздух, который я вдыхала, превращал мое сердце в льдинку… Но ведь лед хрупок, и может разлететься на мелкие кусочки… Или растаять, превратившись в бесформенную лужицу. А это — верная гибель! Разве можно жить без сердца?! По моим щекам покатились слезы, я испугалась, что моя сердечная мышца все же начала таять. Я была открыта перед моим моральным палачом во всех смыслах этого слова, ведь я лежала перед ним практически голая.

— У тебя авитаминоз. Тебе нужен витамин «цэ»! Я покажу тебе апельсиновый рай!