Эмма Ноэль - Пятьдесят оттенков страсти. История чувственного перевоплощения

Звучало слишком серьезно. Маску с души… Найдется ли хоть один человек в мире, готовый совершить подобный подвиг? Оголиться перед зеркалом правды и быть кристально честным с собой и с окружающим миром.

— Для начала можешь задать любые вопросы, которые тебя интересуют.

— Откуда шрам? — торопливо уточнила я.

Жан откинулся на спинку стула и, сделав небольшую паузу, произнес:

— В детстве мы жили в коммуналке в очень старом доме. Трубы превратились в труху, и тепло не поступало в квартиры. У всех работали дополнительные обогревательные приборы. У нас совсем не было денег, мать работала швеей в ателье и получала очень мало. К тому же, много болела, дополнительные заказы брать не получалось. Откуда-то с помойки она приволокла металлическую старинную печку-буржуйку, которую растапливали дровами. Мне было лет пять… Я представил, что это настоящий конь.

Я живо представила плачущего маленького человечка непонимающего, почему так больно от прикосновения с фантазией.

— Мать намазала чем-то ожог, и в результате повреждение стало в два раза больше и глубже. К врачам она не обратилась, боясь, что меня отберут. Меня пробовала лечить бабка, живущая через дорогу в маленьком полуразрушенном домике, она нашептывала слова и прикладывала какие-то порошки, но моя рана только усугублялась. В школе невозможно было учится, и я обучался на дому. По соседству жил свихнувшийся художник, он учил меня рисовать. И однажды сделал для меня маску. Еще в одной комнате жила проститутка. Когда-то она была актрисой, но карьера не сложилась. От нее пахло дорогими духами и пороком. Баловалась легкими наркотиками. Благодаря ее пагубной привычке я лишился девственности. «Никогда не снимай маску и сойдешь за своего! Так поступают все люди», — рекомендовала она, и это стало в каком-то смысле моей жизненной позицией.

Мне стало жаль его, но я пыталась не показывать этого, прекрасно понимая, что ему это не понравится. Что говорить в такие моменты? Как поддержать? Чем обнадежить?

— Не так давно я сделала вывод — всю жизнь меня окружали чудовища, уроды… И я к этому привыкла. Мы все носим маски, Жан, прячем свое истинное лицо и притворяемся кем-то другим, но не выигрываем от этого! — вдруг я всхлипнула, слова мне давались нелегко. — Этот год был непростым в моей судьбе, и я получила столько болезненных уроков, что в пору удавиться! Люди пахнут ложью! Каждую секунду на нашей планете произносится неправда. И не во имя спасения, а для собственной выгоды — из жажды наживы. От моего прошлого у меня осталась горстка пепла в руке. И воспоминания, самые светлые среди которых связаны с тобой!

Я заметила, как участилось его дыхание. Мои слова задели человека в маске, и в данный момент он наверняка был рад, что лицо его скрыто. Мне захотелось поцеловать его, почувствовать прикосновение его губ и самое главное — мне было плевать на его шрам. Я встала со стула и медленно направилась к нему. Он немного напрягся. Я коснулась рукой маски, Жан попытался меня остановить:

— Послушай, то, что ты увидишь, не соответствует тому, что ты слышишь.

— Главное, что я чувствую, Жан, — отозвался мой голос.

Я заметила, что прическа его намного короче, уже нет длинного хвоста. Значит, он больше не прячется за волосами! Медленно и осторожно я потянула за маску, пытаясь высвободить его лицо. Сердце колотилось, я затаила дыхание. Наконец, передо мной было лицо… человека из галереи, которому я приносила картину.

— Что это значит? — вскрикнула я, отшатнувшись.

— Все нормально, Катя, — успокаивал он, пытаясь поймать меня за руки.

— Не трогайте меня!

— Спокойно! Выпей немного вина, я все объясню!

— Камеры! Это все пишется? Какой-то розыгрыш?

Я вращала глазами по сторонам, пытая разоблачить нахала, говорившего голосом Жана.

— Мне нужно домой, — выдавила я, отвернувшись.

— Тебя отвезет моя машина, сразу, как только успокоишься. Послушай, я расскажу тебе одну деталь, о которой никто не может знать — та картина, которую я тебе отправил. Помнишь день, когда я был художником? Ты еще высмеяла мой костюм! Я рисовал, а ты меня соблазняла… Красное пятно долго украшало мою простынь, это был твой след, я не хотел лишаться памяти о тебе. Мне было плохо без тебя…

Я молчала, не понимая, что происходит.

— Я отправил тебе страничку из дневника, там было написано про болтуна, которого я встретил и тот пообещал мне новую жизнь. Это был пластических хирург. Новая клиника, новые технологии и риск. Я согласился. Я ведь не раз обращался к докторам, но никто не хотел со мной связываться, потому что рана была слишком глубокая. Этот хирург дал гарантию «пятьдесят на пятьдесят». Все прошло удачно, но пришлось и на второй половине лица делать операцию, чтобы обе части были похожи между собой.

Я снова подошла к нему и бережно дотронулась до слепленной скульптором живой маски. Все было в порядке, вместо шрама немного заметна бугристость, но можно предположить, что это результат неправильного ухода за кожей в юности.

— Поцелуй меня, пожалуйста! — попросил голос Жана и чужое лицо.

Я закрыла глаза и вдохнула его запах, теперь это был он. Я нежно касалась его кожи, он трепетал от прикосновения теплых губ. Я стянула с него галстук и завязала себе глаза, теперь я была рядом с моим мучителем, о котором я грезила столько времени и которого чуть не потеряла навсегда.

Всю ночь мы занимались любовью. То неистово, то нежно… Он был «голоден» и ни на секунду не выпускал меня из рук.

— Я так боюсь, что ты мой мираж! — жаловалась я, засыпая, а услышав смех, добавила: — Ты только не исчезай больше!

Открыв глаза на рассвете, я не сразу поняла, где нахожусь. Мы лежали в кровати в той комнате, в которой мой художник меня рисовал… А эта кровать хранит воспоминания о нашей первой страстной ночи с утренним сюрпризом. Теперь не было необходимости закрывать плотно занавески.

— Ты знаешь, твоя внешность стала весьма заурядной! — шутливо пожаловалась я, когда он проснулся. — Я рассматривала тебя долго — пыталась привыкнуть к твоему новому облику.

— Можно подумать ты привыкла к старому! — кольнул он меня. — В принципе для тебя, моя любовь, ничего не изменилось!

Моя любовь… Как хорошо это звучало! Никто никогда меня не называл «моя любовь»! Мне нравилось это прозвище. Я прижалась к нему и, смеясь, предложила познакомить его с моей мамой, о которой совсем забыла, оставив ее в квартире.

— Только имей в виду, она — приверженец масок! — немного грустно выдохнула я.

— Это до поры до времени. Я проведу с ней курс цветотерапии.

— Ты ведь всегда будешь рядом, правда?

— Конечно! Я хочу заботиться о тебе!

Я рассмеялась и снова набросилась на него, требуя немедленного путешествия в апельсиновый рай.