Семен Малков - Последнее искушение. Эпилог

— Не бойтесь! — заверил ее Казаков. — В ней вы лишь свидетельствуете, что пострадавший напал с ножом на Голенко, и вы видели, как он сам напоролся на свой нож. Вы и в дальнейшем должны утверждать это!

— А что? Ведь почти так и было, — приободрилась Зоя, беря протянутую им ручку. — Я все поняла и подтвержу это хоть под дулом пистолета.

На юге зимы почти не бывает. Вот и в тот день снег растаял, на улицах была слякоть, и шел мелкий осенний дождь. Но Дмитрий, выходя из тюремного изолятора, этого не замечал — у него было отличное настроение. А на улице его уже ждала машина. В ней сидел Казаков. Завидя Голенко, он приоткрыл дверцу и, махнув рукой, крикнул:

— Дмитрий, сюда!

Голенко плюхнулся на заднее сидение рядом с Казаковым.

— Большое спасибо, что вытащили из тюряги! — задыхаясь от радости, сказал он Казакову. — Я Пете век буду благодарен.

— Ты это выскажешь в Москве, а здесь не забудь поблагодарить Зою, — ответил Виктор. — Ей не меньше ты обязан тем, что вышел на свободу. Это она убедила судей, что ты невиновен, тогда как пострадавший упорно доказывал обратное.

— Да, Зойка вела себя молодцом. Я от нее этого даже не ожидал, — признался Дмитрий и проницательно взглянул на Казакова: — Наверное, вы ей заплатили — уж больно старалась.

— Какая разница? — уклонился от прямого ответа Виктор. — Важен результат.

— Значит, заплатили, — сделал вывод Голенко. — Но вы правы: она здорово мне помогла!

Некоторое время ехали молча, потом Казаков открыл свой кейс и достал из него толстую пачку денег и проездные документы.

— Этих денег тебе вполне хватит, чтобы добраться до Москвы, и на первый месяц жизни, — сказал он, вручая все Дмитрию. — Смотри, не потеряй авиабилеты. Сейчас их достать непросто.

— А вы когда обратно? Может, полетим вместе? — больше из вежливости спросил Голенко. Он вовсе не спешил в Москву — ему хотелось погулять, во всю отпраздновать свое освобождение.

— Нет, я сегодня же вечерним рейсом возвращаюсь домой, — ответил Виктор. — Тебе делать нечего, а меня ждут дела!

— Как жа-аль! — фальшиво вздохнул Голенко. — А я-то надеялся, что мы вместе отпразднуем мое освобождение. Но все равно, мой первый тост будет за вас с Петей. Если бы не вы, видел бы я и сейчас небо в клеточку!

Поздним вечером того же дня, когда могучий авиалайнер уносил Виктора Казакова в столицу, за сдвинутыми столиками в кафе «Якорь», где праздновал с друзьями освобождение Голенко, царило буйное веселье. Выпивки и закуски было вволю, и шампанское лилось рекой. А виновник торжества все заказывал новое, щедро расплачиваясь сотенными купюрами, прямо из пачки, полученной им от Казакова. Оркестр только закончил играть заказанное им томное танго, а он уже достал очередную хрустящую бумажку и поманил пальцем руководителя — неопрятного толстяка с волосами, завязанными на затылке хвостиком.

— А сыграй-ка нам «Мурку» и эту… — Дмитрий попытался вспомнить название песни, но не смог, — «…кондуктор, нажми на тормоза!» Ведь сможешь?

— Мы все сможем! — ответил толстяк, выразительно глядя на купюру, которую тот держал в руке. — Только отстегивай!

«Стольник» тотчас перекочевал в его карман, и оркестр с жаром исполнил известный блатной шлягер, а когда солист вывел страдающим голосом:

Голенко расчувствовался и по его щекам потекли пьяные слезы. Он вскочил, передал певцу еще сотню и, вернувшись на место, бросил друзьям:

— Вот уж точно! Все матери хотят сделать из нас людей, а мы… — он махнул рукой, — ведем себя… как… как последние сволочи!

— Да брось ты каяться, корешь! Давай бухнем! — чокнулся с ним стаканом коренастый увалень с бычьей шеей. — Мало ли, что мамашам хочется…

Когда Голенко окончательно захмелел, его нагло обобрала сидевшая рядом и жавшаяся к нему пышногрудая красотка. На глазах у всех обнимая и целуя взасос, она ловко выудила столько денег, что в результате ему еле хватило рассчитаться. Видя, что делать больше нечего, все стали расходиться. Бросила Дмитрия, заснувшего за столом, и пышногрудая, которую увел с собой кто-то из его собутыльников. Лишь приземистый малый, собравшись уходить, растолкав Дмитрия, посочувствовал:

— Вот суки! Как гулять на халяву — они тебе кореша, а как все вылакали — ты им уже не нужен. Вставай! Ты что, ночевать здесь собрался?

Дмитрий с трудом разлепил веки, но немного протрезвел и заплетающимся языком спросил:

— А что… пора… уже… уходить?

— Давно пора — все уже разошлись. Одни мы остались, — ответил коренастый и дружески предложил: — Давай провожу! Еще свалишься по дороге.

— Не-е, пешком… не пойду! — пьяно замотал головой Дмитрий. — Вызови такси!

Он полез в карман, но вытащил только одну бумажку — все, что осталось от толстой пачки, выданной ему Казаковым. Сразу отрезвев, стал шарить по карманам, но кроме мелочи там ничего не нашел.

— Да, за стольник нас отсюда ночью никто не повезет, — резонно рассудил коренастый и, бросив взгляд на растерянного «кореша», проявил великодушие:

— Ладно, добавлю уж из своих.

Он легко подхватил большого и грузного Дмитрия под руки и потащил к выходу. А когда вышли на улицу, от ночного холода Голенко совсем протрезвел и уверенно потребовал:

— Бери тачку и вези меня к Зойке!

— Это к твоей бывшей марухе, что на суде выступала?

— Ну да! У нее есть бабки, и она с водилой за нас рассчитается.

Как обычно «приняв» перед сном, Зоя крепко спала, когда в дверь забарабанила соседка.

— Вставай, шалава! Тебе там звонят среди ночи! Иди, посмотри — кто пришел!

Она разбудила ребенка, и Лена громко заплакала. «Кого это леший принес так поздно? — с трудом соображая со сна, подумала Зоя и пришла в ярость: — Если Митька посмел припереться — я его спущу с лестницы!» Чертыхаясь, она набросила халат, сунула ноги в тапочки и заковыляла по длинному коридору к входной двери. Посмотрела в глазок — и впрямь он.

— Тебе чего надо? Отправляйся откуда пришел, — не отпирая двери, крикнула она бывшему сожителю. — Здесь тебе делать больше нечего!

За дорогу Голенко пришел в себя и уже хорошо соображал. А пустой карман заставлял действовать изобретательно. Предполагая, что именно так встретит его Зоя, Дмитрий придумал как ее обмануть.

— Не злись, открой на минутку! — попросил он ее ласковым голосом. — Я через час улетаю и меня внизу такси ждет. Как знать, может, мы больше не свидимся!

— А мне на это начхать! Проваливай! — истерично выкрикнула она. — Ни к чему мне эти нежные прощания!

— Ну что ж, не хочешь прощаться — и не надо, — Голенко изобразил тихую грусть. — Но ты все же открой! Мне надо передать то, что поручил Казаков.