Энн Мэтер - Радость и боль

— Что ж, хорошо. — Лора твердо распрямила плечи. — Так и решим.

Педро Армес улыбнулся.

— Ладно. Мне нравится ваш оптимизм, сеньорита! — Он посмотрел на дона Рафаэля. — А вам, дон Рафаэль, я желаю всего хорошего, — насмешливо произнес он и, снова поклонившись Лоре, пересек кабинет и молча вышел.

Лора почувствовала, что вся дрожит, а когда она собралась последовать примеру Армеса, дон Рафаэль сказал:

— Сядьте. Я хочу поговорить с вами.

Лора вздохнула.

— О, довольно наказаний, сеньор!

Рафаэль Мадралена некоторое время смотрел на нее, а затем опустился в кресло за рабочим столом, опершись на него локтями и тяжело положив голову на руки. Во всей его фигуре чувствовалось ощущение незащищенности, пережитого поражения, и Лора, крепко сцепив пальцы рук, смотрела на него, чувствуя, как что-то подступает ей к горлу. О Боже, подумала она неуверенно, что я такое сказала?

Наконец, словно осознав, как он выглядит, он выпрямился и, положив ладони на стол, произнес:

— Нет, Лора, наоборот, никаких наказаний — я хочу, чтобы вы уехали!

Лора упала в кресло, которое только что освободил Педро Армес. Эти неожиданные слова обдали ее холодом, и она не сразу сообразила, что сказать. Последние два дня ее мысли метались в поисках пути к бегству. Еще бы, только вчера вечером она задумывалась, как она выдержит четыре недели травли и словесных поединков! А теперь… теперь, когда ей представился шанс, он больше не казался ей необходимым. Она была полна внутреннего протеста против его позиции, когда считала, что он удерживает ее здесь по каким-то своим соображениям. Но когда он решил прогнать ее, не сообщая, на каких основаниях, — теперь, и только теперь, все открылось ей в истинном свете. Причины, по которым она приехала сюда, оставались в силе; Карлос был все тем же одиноким, почти заброшенным ребенком, каким он ей и представлялся в воображении. А Рафаэль — ну конечно же, он страдал от чего-то душевно, но это могло вовсе и не иметь никакого отношения к ней. Лора могла помочь ему избавиться от этих страданий. Могла ли она повернуться ко всему этому спиной без отчаянной внутренней борьбы? Ее жизнь могла оказаться нелегкой, но было в ней нечто, побуждающее сделать попытку добиться чего-то с Карлосом — и его отцом.

Теперь она знала, что не должна поддаться слабости. Твердо выпрямив спину, она заявила:

— Но я больше не стремлюсь уехать, сеньор!

Его глаза потемнели.

— Что вы хотите сказать?

— Я считаю, что должна остаться. Мне… мне нравится работать с Карлосом. И, я думаю, он любит меня.

— В самом деле? — Рафаэль покусал нижнюю губу. — Однако у вас нет выбора в этом вопросе!

— Неужели, сеньор? — Лора нахмурилась. — Разве контракт, который я подписала с доньей Луизой, не содержит статьи, определяющей мои права?

Дон Рафаэль устало откинулся в своем кресле.

— Ваши права, сеньорита? Да, полагаю, что-то там есть. Однако вы мало чего сможете добиться. Я не верю, что вы отважитесь возбудить судебное дело, поскольку ваши средства значительно уступают моим.

Лора сжала губы.

— И тем не менее, — сказала она. — У меня есть контракт, и, без сомнения, найдется кто-нибудь, готовый защитить мои интересы.

Он наклонился вперед, его гнев, как обычно, едва удерживался под оболочкой спокойствия:

— Вы что, пытаетесь мне угрожать, Лора?

Лора вздохнула.

— Угрожать?

— Да, угрожать! — Некоторое время он изучающе смотрел на нее. Затем отодвинул кресло назад и встал. — Поймите, что деньги, полагающиеся вам за эти четыре недели, могут стать вашими теперь же.

— Мне не нужны ваши деньги, — резко ответила она.

Рафаэль с минуту продолжал смотреть на нее, потом его глаза метнулись в сторону двери.

— Ах, я начинаю понимать, — медленно сказал он, — вы не хотите так внезапно уезжать из имения Мадралена, когда здесь складываются обстоятельства, которые дают вам преимущество, не так ли?

Лора растерялась.

— О чем это вы?

Он наклонился в ее сторону.

— Да о нашем общем знакомом, о Педро Армесе, сеньорита. — Он ударил кулаком по ладони. — Ну, он, разумеется, проявит огромный интерес к вашему контракту и его пунктам!

— Не будьте смешным, — воскликнула Лора, теряя терпение, — вы же прекрасно знаете, что у вас все карты в руках! И вам некого проклинать, кроме самого себя! Вот хотя бы Карлос! Ваш собственный сын! Я сомневаюсь, что вы вообще замечаете его существование! — Она неуверенно поднялась. — Ну, ладно, ладно, я уйду! Но когда ваш сын восстанет против вашего деспотизма, не обвиняйте в этом никого, кроме себя!

Рафаэль схватил ее за руку.

— Никто не смеет так разговаривать со мной, сеньорита!

— А следовало бы! И перестаньте называть меня сеньоритой! Мое имя Лора, как вам хорошо известно. Я не знаю, что с вами случилось, но вы стали каким-то закомплексованным. Как картина, которая покрыта пленкой! Вы не можете сквозь нее нормально смотреть на краски. Не знаю, в каком мире вы живете, но это другой мир, не этот.

— Боже мой! — пробормотал он. — У вас язык, словно нож.

— Может быть, и в этом вы тоже виноваты!

— Что вы хотите этим сказать?

— Вы знаете, что я хочу сказать! — Она сверкнула глазами. — Вы и ваши испанские обычаи, эта гордость и самоуверенность — все это ничего общего не имеет с гуманностью! Ну, вы женились на Элене! Ладно, но теперь она мертва, и, увы, ни я и никто из нас ничего тут не может поделать — ее не вернуть! Если вы уж так сильно ее любили, то вам в Лондоне следовало бы тратить время на письма к ней, а не на то, чтобы разрушать ту единственную жизнь, которая у меня есть!

— Ты сука! — прорычал он, и его пальцы впились в ее руку. — Ты ведьма!

Лора испугалась не гнева, горящего в его глазах, а перемены в его поведении. Его прикосновение, хотя дикое и грубое, сообщило ей тепло его тела, а его пальцы, сжимавшие до синяков ее руку, действовали на нее возбуждающе. Ее взгляд остановился на его губах, они оказались достаточно близко, чтобы можно было ощутить его горячее дыхание. В нем всегда была эта твердость, придававшая ему привлекательность, и худые пальцы, сжимавшие ее руку, тоже были сильными и загорелыми. На нем была темно-синяя рубашка из плотного шелка с открытым воротом, открывавшим стройную шею и загорелую кожу на груди, густо покрытую темными волосами. Все в нем взывало к ее женскому началу, и она отчетливо припомнила ощущение этого стройного, гибкого тела, прижимавшегося к ней, требовательное прикосновение его рта, когда он был охвачен страстью, и ласкающие движения его рук. Конечно же, он был способен заставить желать его, и для этого достаточно было одного только взгляда. На его губах появилось почти чувственное выражение, и тут он внезапно и резко оттолкнул ее, так что ей пришлось вцепиться в стол, чтобы не упасть.