Шарон Сэйл - В глубине сердца

Револьвер тяжело повис в безвольной руке женщины. Она опустила на оружие удивленные глаза, словно впервые почувствовала его тяжесть, и дважды сморгнула, выходя из оцепенения.

— Если бы он видел тебя сейчас, то вряд ли потащил бы сразу в кровать, — произнесла Дезире отрывистым лающим голосом и повела револьвером вниз, чтобы подчеркнуть свои слова.

Затем вдруг расставила ноги и нацелила оружие в жерло колодца. Ее палец дернулся на спусковом крючке, и все же она не выстрелила. Ей пришла в голову мысль: если Саманта умрет слишком быстро, ее мучения будут недостаточны. Донни страдал. Пусть пострадает и она.

— Нет, — словно продолжая разговор с самой собой, сказала Дезире. — Ты так просто не отделаешься, мисс Саманта Карлайл. Ты будешь умирать долго. И, лежа там внизу, в отчаянии, корчась от боли, зовя своего любимого и тщетно умоляя о пощаде, вспоминай, что ты сделала с моим Донни. Вот тогда ты по-настоящему пожалеешь о содеянном.

Женщина прикрыла отверстие парой досок, отвернулась и двинулась к грузовику.

Распахнув дверь, она наклонилась и, открыв свою сумочку, вытащила из нее записку, которую написала шерифу Саманта. Скомкав ее, Дезире бросила бумажку на землю и вдавила в грязь носком туфли. Удовлетворенная тем, что не берет с собой ничего принадлежавшего ее врагу, она вытащила из-за сиденья сумку и торопливо спрятала револьвер под одеждой. Сощурив глаза от слепящего солнца, она подняла светлый парик.

— Еще один, последний раз, — напомнила она себе, поправляя парик перед зеркальцем заднего вида, чтобы ни одна прядь ее рыжих волос не была видна из-под него. Не оглянувшись на сцену преступления, Дезире Адонис завела грузовичок и поехала к шоссе. Полчаса спустя она уже стояла на автобусной остановке рядом с кафе Мэрили, ожидая междугородного автобуса до Далласа. В Далласе она села на самолет и вылетела в Лос-Анджелес.

Светлый курчавый парик и револьвер были оставлены ею в женской комнате далласского аэропорта за несколько минут до посадки. Никто, кроме Саманты Карлайл, не мог теперь связать Дезире Адонис из Калифорнии с Клаудией Смит из Техаса. Но мертвые говорить не умеют.

Сознание вернулось вместе с болью и растерянностью. Почему, подумала Саманта, она лежит вся мокрая и замерзшая, а ее кровать столь тверда и бугриста? Потянувшись, чтобы набросить одеяло на тело, она громко застонала, когда ее рука ткнулась в стену колодца. Холод пробрал ее до костей.

— Джонни… мне холодно, — пробормотала она. Но никто не пришел и не укрыл ее. Никто не унял боль. Она не могла понять, почему ноги никак не распрямляются и почему она не может просто скатиться с кровати, как сделала это сегодня утром.

Лишь после третьего болезненного вздоха она вспомнила Дезире Адонис и инстинктивно дернулась, пытаясь избежать удара, которого не увидела. Но было слишком поздно. Удар пришелся в цель, и она лежит в колодце.

— О Господи, — прошептала она. Реальность вернулась, и Сэм сразу почувствовала свое изломанное, дрожащее тело, когда попыталась приподняться. Стоило ей шевельнуться, как позвоночник пронзила резкая боль, отозвавшаяся даже в затылке. Непроизвольный вскрик заметался по колодцу, отражаясь странным эхом на своем пути вверх, на свободу.

С полными слез глазами, Саманта в ужасе зажала рот рукой. Что, если Дезире все еще рыщет где-нибудь поблизости? Крик мог выдать этой сумасшедшей, что Саманта все еще жива.

Она не могла знать, что Дезире Адонис давным-давно уехала. Она лишь чувствовала, что ей больно и она совсем одна — в таком одиночестве, в каком не была ни разу за свою жизнь.

— О Боже! — шептала она, в то время как слезы промывали дорожки сквозь грязь и кровь на ее лице. — Не дай мне умереть. Только не сейчас. Только не тогда, когда я снова нашла Джонни.

Она посмотрела вниз, на воду, в которой сидела, и вдруг испугалась, что она может оказаться здесь не одна. Беспокойство о том, что ее не найдут или что она умрет от голода, может оказаться излишним, если она свалилась в колодец со змеями. Смертельный яд водяной гадюки просто завершит то, что начала Дезире.

Долгие, полные боли минуты она сидела, прислушиваясь к звукам в воде и наверху. Убедившись наконец, что она одна в своей полузатопленной могиле, Сэм вздохнула с облегчением. Хотя бы за такую малость стоило быть благодарной Господу. Она помолилась, глубоко вздохнула и вновь попыталась встать на ноги, на этот раз гораздо медленнее и осторожнее. Слезы и пот смешались на ее лице, в то время как она пыталась пересилить боль, разраставшуюся в ноге.

— О Боже! — застонала она, почувствовав, что стены колодца закружились вокруг нее. Девушка опустила голову между руками, вцепившимися в стену, и прильнула к холодным камням, не замечая, что тоненькие усики корешков, выбивающихся между ними, щекочут ее кожу, словно бегающие по ней пауки.

— Думай о Джонни. Думай о Джонни. — Впившись пальцами в плотную кладку стены колодца, Сэм медленно и глубоко вздохнула, пытаясь придумать, как выбраться отсюда.

Где-то в глубине ее мозга забрезжила картина с каскадером, выбирающимся из расщелины в горах. Она закрыла глаза и попыталась сконцентрироваться на том, как именно он поднимал свое тело вверх.

— Дымоход, — пробормотала она. — Он называл расщелину дымоходом.

И тут же вспомнила, как скалолаз использовал свои руки, ноги и спину в качестве рычагов-распорок, упирающихся в узкие стены. Она даже вспомнила, как он пыхтел, с натугой передвигая свое тело вверх, всего по нескольку сантиметров за одно движение.

— Это должно сработать, — простонала она, припоминая, как далеко они с Дезире отъехали от шоссе и каким пустынным было это заброшенное место. — Я не хочу умереть в этом колодце.

Саманта подумала о записке, которую оставила Джонни, и у нее блеснул луч надежды, но тут же погас, когда она вспомнила, как Клаудия собирала мелочь, вывалившуюся из сумочки. Она внезапно с ужасом почувствовала, что каким-то образом Клаудии удалось уничтожить записку, а она этого не заметила. Вместе с запиской Клаудия уничтожила и ее жизнь.

— Боже, помоги мне, потому что Джонни не в силах этого сделать, — прошептала она и прижалась спиной к стене колодца. Спина была ободрана, но оказалась способной выдержать ее вес, когда Сэм начала свое карабканье вверх, к солнцу, манившему с высоты. Пот выступил у нее на лбу, холодные капли побежали по ложбинке вдоль позвоночника. Едва начав свое восхождение, Саманта поняла, что пот был вызван не жарой, а болью.

При каждом движении ноги в колено словно впивались раскаленные иголки. Она посмотрела вниз, ожидая увидеть деревянные щепки, торчащие из ее джинсов. Джинсы были целы, но ногу словно охватило огнем.