Валентина Седлова - Стервами не рождаются

В этом году ему должно было исполниться сорок пять лет. Дурацкая дата. Все лучшее уже позади, а про то, что еще предстоит, думать уже не хочется. Зарабатывал он неплохо, будучи талантливым веб-дизайнером, и от отсутствия заказов не страдал. И не был связан одним постоянным местом работы, что позволяло вполне успешно маскировать от работодателей его пагубное пристрастие. Он никогда не появлялся перед заказчиком навеселе или хотя бы с бодуна, выработав для себя определенный кодекс общения и твердо ему следуя. Детей у него не было, и если он об этом и жалел, то никто не мог об этом сказать что-либо определенное. Единственным серьезным увлечением были походы, и все свои доходы он тратил на снаряжение или закупал сублимированные продукты с долгим сроком хранения. Весили они немного, а в серьезных вылазках каждый грамм на счету. Вернее, на плечах. Близких друзей у него осталось всего двое, но они жили в других районах Москвы, у них была своя жизнь, семьи, дети, и виделись они поэтому нечасто.

До магазина оставалось пройти буквально полдома, когда он увидел это. Чучело с совершенно замороченным взглядом, стоящее в тапочках посреди сугроба. Обкурилась, что ли? Молодая ведь совсем, дура. Интересно, ей хоть восемнадцать-то есть? Черт, у нее ноги уже совсем синие, так и до ампутации недалеко. Блин, спасать эту идиотку надо, и как назло, вокруг никого.

— Эй, ты где живешь?

— Здесь. И везде.

Она понимала, что до окончательного освобождения от страданий осталось совсем немного. И вот все произошло. Кто-то спросил ее, (кто? О чем?). Она ответила (что? Почему?). Потом она ехала куда-то на заднем сидении легковой машины. Недолго, минут семь, от силы десять. Из машины ее вынесли на руках и внесли куда-то, где было тепло и хорошо. Она улыбнулась и погрузилась в блаженное небытие. Потом ей стало больно, и она пришла в себя. Кто-то растирал ей ноги, и это было дико, невыносимо болезненно. Она не могла сдержаться от крика. Но мучитель продолжал свое дело, и лишь через полчаса, дождавшись, когда исчезнет синева под ногтями, одел ее исстрадавшиеся ноги в шерстяные носки. Потом заставил выпить кружку обжигающе горячего чая. И укрыв теплым пледом, наконец-то оставил в покое. Она поудобнее свернулась и ушла в свою страну грез. Теперь никто не помешает ей. Она нашла приют.

Да, вляпался — так вляпался. Нашел себе приключение на собственную задницу. Хотя ничего не понятно. Перегаром от нее не разит. Дыхание, правда, как у всех, кто соблюдает пост, немножко тяжелое. Голодом себя что ли морит? Вены на худющих руках и ногах не исколотые, значит не наркоманка. Одежда на ней хорошая, значит и вариант с бомжами отпадает. Вот только тапочки никуда не вписываются. Да и одета она не для зимней прогулки, в легкий спортивный костюмчик. Документов у нее при себе нет, только ключи от квартиры в кармане курточки. Значит, есть и где жить. Блин, а если у нее крыша поехала? Только этого не хватало. Ладно, предположим, что она обкурилась травки, тогда если он прав, то уже сегодня ночью, самое позднее — она придет в себя. Тогда и поговорим. А если не удастся? Увезти ее в «психушку»? Не хотелось бы, честно говоря. Что-то внутри подсказывает, что здесь все не так просто. И девочка симпатичная. Если бы не эта худоба… Хорошо, хоть ноги спасти удалось. Кожа, наверное, кое-где все-таки облезет, ну уж извините! Он и так сделал все, что мог и даже больше. Думать надо было, когда в тапочках на мороз выскакивала. Интересно, а она спит? Лежит, по крайней мере, тихо. Ладно, надо пойти, приготовить что-нибудь подходящее, чтобы накормить это чучело. Вряд она в ее состоянии откажется от еды. Чай выпила без возражений (и попробовала бы еще хоть пискнуть!). Салатик что ли замутить? Еда легкая, пойдет без проблем. А то еще наестся мяса, а ему потом отвечай за ее заворот кишок. Хотя и чего-нибудь горячего надо приготовить. О, как раз в морозилке завалялась пара куриных окорочков. Бульон выйдет на славу. Да и мясо куриное, кажется, диетическим считается. Пару кусочков она точно съест, не загнется. Эх, ну кто его потащил сегодня на эту улицу как раз в тот момент, когда этому чучелу приспичило изображать из себя тибетского йога!

Она, кажется, немного вздремнула. Что-то ей даже снилось. А теперь ее немилосердно трясут за плечо. Ну зачем они так? Разве не ясно, что она не с кем общаться не желает. Категорически. Пусть ее оставят в покое.

— Давай, просыпайся, приходи в себя! Я же вижу, что ты уже не спишь, а только притворяешься!

— Где я? Ты кто?

— Знаешь, дорогуша, об этом я как раз собирался спросить тебя. Кто ты и что ты делала на улице в таком экзотическом виде? Мусор выносила?

— Какой мусор? Я не понимаю.

— Еще бы. Ты что, дури обкурилась? А не рановато тебе?

— Дури обычно своей хватает. И я не курю. Где я нахожусь? Я тебя не знаю.

— О, заговорила вполне осмысленно. Уже радует. Зовут меня Дима. Находишься ты у меня в квартире. И очутилась ты здесь после того, как я подобрал тебя на улице, когда ты изображала из себя снеговика в тапочках. Кстати, как ноги? Не болят?

— Да нет, кажется. Так, кожу пощипывает немного и все.

— Ты в следующий раз, сделай милость, отправляйся на улицу одетой соответственно погоде.

— Мне было некогда. Я должна была как можно быстрее исчезнуть из дома. Мне было все равно, как я одета. Лишь бы Ирку не слышать и не видеть никого из родни.

— И чем тебе твоя Ирка насолила?

— Сказала, что я ее мужа отбиваю.

— А он что, стоит того, чтобы его отбивали?

— Да ты ничего не понимаешь. Он, Валерка то есть, раньше был моим женихом. Потом мы с ним расстались. Из-за меня. А теперь он живет в нашем доме вместе с моей младшей сестрой.

— Хочешь его вернуть?

— Да не хочу я ничего! Пусть только оставят меня в покое! Сами ко мне лезут, а потом обвиняют во всех смертных грехах. Пристал ко мне, полез целоваться. А я даже не знаю, что сделать, не ожидала от него такой подлости. И тут Ирка… Как закричит…

— Даже если я правильно понял тонкости твоих семейных взаимоотношений, то это совсем не повод доводить себя до такого состояния. Ты на себя когда в зеркало в последний раз смотрела? Одни кожа, да кости. Я тебя сначала даже за проститутку принял, но поверь мне, они выглядят гораздо лучше, чем ты сейчас. Тебе что, совсем на себя наплевать?

— А кому я нужна? Даже если я исчезну навсегда, они только обрадуются. Из всей семьи меня только отец понимает, но мать его давно уже под каблук загнала, он и слово-то лишний раз сказать боится. Такие вопли начнутся! Ему «скорую» каждый месяц вызывают, ему волноваться вообще нельзя. Я изгой, понимаешь? Меня иначе как «стерва» теперь не зовут. Или «потаскуха подзаборная». И за стол вместе со всеми садиться не дают, чтобы не портила им аппетит своим видом.