Тилли Бэгшоу - Любимцы фортуны

Каролин продолжала улыбаться, мысленно послав брату пару нелестных эпитетов. Его собственный костюм был заношен до такой степени, что уже лоснился на коленях и локтях. Каролин всегда удивлялась тому, до чего равнодушна круглолицая Люси к внешности мужа. Неужели пышку не раздражал потрепанный вид супруга?

— Да, здесь довольно прохладно, — вежливо ответила Каролин. — Но я рассчитываю согреться бокалом шампанского. Хотите, и вам принесу?

— О, спасибо, — расплылась в улыбке Люси. — Но Джорджу не нужно, он сегодня за рулем.

Джордж бросил на жену короткий взгляд, в котором Каролин успела прочитать неприязнь.

— Мне, пожалуйста, апельсинового сока, если есть, — сказал он сестре, которая была только рада возможности покинуть скучную пару.

Ее бесило, что оба брата так или иначе пытаются внушить ей чувство вины за недостойное, с их точки зрения, поведение. Им не нравился Спирос, оба не одобряли путь, которым она шла, но Каролин не позволяла себе сомнений. Если ее братьям было по душе жалкое существование, которое они влачили после потери Амхерст-Мэнора, то пусть катятся к черту, думала она частенько. Пусть живут в крохотных съемных квартирках на окраине, наливаются виски и оплакивают свою никчемную судьбу — это был их выбор. Она, Каролин, имела планы на жизнь и не собиралась растрачивать молодость на сожаления.

По крайней мере, хоть отец был на ее стороне.

Себастьян, постаревший и осунувшийся, всегда был ее любимым гостем на вечеринках. Он благодушно взирал на Спироса, вел с ним беседы о греческой истории и явно наслаждался обществом любовника дочери. Каролин восхищалась тем, как легко отец умел сходиться с людьми, и радовалась, что унаследовала этот талант. Себастьян никогда не был снобом, в отличие от Уильяма и Джорджа.

Уже позже, когда прислуга вкатила в зал сервировочный столик с огромным тортом, политым розовой глазурью, Себастьян поднял бокал, прочистил горло и произнес трогательный тост в честь «королевы вечеринки».

— За мою прекрасную Каролин, которая сияет, словно звезда, везде, где бы ни оказалась. — Он обвел взглядом зал, полный незнакомых ему людей. В душе он желал, чтобы дочь шла к своей цели более благородным путем, но никогда не высказал бы этих мыслей вслух. — Уже двадцать один год она озаряет мою жизнь. Предлагаю выпить за то, чтобы с каждым годом она сияла только ярче! Я буду счастлив однажды покачать на руках ее детей.

— За Каролин! — хором откликнулись гости.

Через две недели Себастьяна не стало.

Все же отец сумел оставить небольшую сумму денег для каждого из своих отпрысков. Каролин отказалась от своей доли в пользу братьев, рассудив, что ей она ни к чему, а Джорджу и Уильяму нужно содержать свои семьи. Тысяча триста фунтов не казались ей крупной суммой, потому что богатый любовник тратил на нее гораздо больше.

Шел шестьдесят седьмой год.

Как ни странно, братья отнюдь не считали себя чем-то обязанными сестре.

— Надеюсь, теперь, когда папа ушел от нас, ты возьмешься за ум и найдешь себе стоящую работу, — чопорно поджав губы, как последний ханжа, сказал Уильям за завтраком в «Руле», куда пригласила его Каролин.

Девушка обвела взглядом ресторан, прекрасно зная, что сделала правильный выбор, — только в таком «достойном» месте ее брат и мог согласиться с ней позавтракать. Ее переполняла горечь.

— Ты ведь не станешь продолжать отношения с этим… неприятным греком? Это просто неприлично, — назидательно произнес Уильям. — О тебе ходят сплетни.

— Неужели? — недовольно спросила Каролин, воткнув вилку в стейк из оленины. — И какие именно сплетни ты слышал?

Уильям отрезал кусочек стейка и отправил в рот. Он жевал с закрытым ртом, поджав губы и старательно изображая из себя эстета. Светлые волосы цвета соломы с трудом скрывали наметившуюся лысину.

До чего же он непривлекателен, подумала Каролин с неприязнью. Этакая копия Джорджа, только еще более жалкая и бестолковая.

— Неужели ты думаешь, что я буду пересказывать тебе сплетни? — с осуждением пробормотал Уильям.

— Вообще-то я на это надеялась, — бросила Каролин зло.

Она была сыта по горло глупыми обвинениями проклятого сноба. Ей хотелось крикнуть: «Если тебе есть что сказать, так говори, а не разыгрывай из себя святую невинность!»

— Ради Христа, Каролин! — взмолился брат. Отложив вилку и нож, он слегка подался ей навстречу, наклоняясь через стол, и сказал шепотом: — Вы же не женаты. Более того, у твоего Спироса уже есть законная жена. Неужели ты думаешь, что твое поведение одобряют? Лишь бедный папа мог спокойно взирать на твои выкрутасы. Прости, но так не пойдет.

Каролин зло расхохоталась, достаточно громко, чтобы две пожилые матроны за соседним столиком смерили ее осуждающими взглядами. Ей было плевать.

— Только послушай себя, Уильям! «Так не пойдет», ха! И что это значит?

Брат стал малиновым от стыда, его голова вжалась в плечи. Он невольно обернулся, опасаясь, что их разговор слышат.

— Да ты хотя бы представляешь себе, каким напыщенным идиотом выглядишь? Ты просто смешон, так же, как и Джордж. На дворе шестьдесят седьмой, если ты не заметил. Быть чьей-то любовницей давно не зазорно. Сейчас это престижно, к твоему сведению. Ты махровый сноб, застрявший в диком прошлом. К тому же твои обвинения никак не связаны с моей аморальностью. Тебя бесит не то, что я живу с женатым мужчиной, тебя бесит то, что он грек, что он старше меня и что он сумел добиться того, чего тебе никогда не добиться!

— Иными словами, он просто нувориш, — презрительно прошипел Уильям.

— Да лучше жить с нуворишем, чем с нищим узколобым бараном вроде тебя, Уильям. — Каролин вскочила и швырнула на стул салфетку. — Прошу прощения, но мне нужно на воздух.

Она торопливо пошла к выходу, оставив Уильяма сидеть за столом с выпученными от бешенства глазами. Брат еще три минуты таращился ей вслед с открытым ртом, а потом чопорно подобрал губы и вернулся к оленине.

На улице Каролин встретил свежий ветер, остужая разгоряченное лицо.

Она искренне недоумевала, как могла так долго поддерживать отношения, построенные на взаимной неприязни.

Медленно шагая в направлении Стрэнда, девушка настолько погрузилась в себя, что не обращала внимания на восхищенный свист уличных рабочих и заинтересованные взгляды бизнесменов, спешивших по своим делам.

Неблагодарность Уильяма ставила ее в тупик. Как он мог одной рукой принять ее часть наследства, а другой пытаться дать ей солидную оплеуху, как мог осуждать ее образ жизни, если его собственный был далеко не лучшим примером для подражания?

Самое забавное, что братья не знали и половины событий, которыми были заполнены ее дни. Если бы им стало известно о том, что Спирос — не единственный в списке богатых любовников, снабжавших ее деньгами и обеспечивающих путь наверх, в высший свет Лондона, как бы они отреагировали? Неужели Уильям всерьез надеялся, что Каролин откажется от комфорта и благополучия ради сомнительной чести быть чьей-то секретаршей, снимать крохотную квартирку с дешевой мебелью и общаться с такими же нудными ханжами, как он сам? Вот уж дудки!