Ирина Касаткина - Встретимся у Амура, или Поцелуй судьбы

– Котенок, надо поговорить. – Голос отца звучал сдавленно, как будто он охрип. – Я сейчас приду.

– Нет! – крикнула Настя и бросила трубку. Затем стремительно оделась и, схватив сотовый, вылетела из квартиры. Не то, что видеть отца – ей было невыносимо даже думать о нем. Ей казалось, что тогда с ней случится что-то ужасное, – что она закричит, набросится на него с кулаками или просто умрет от разрыва сердца. Пусть он забирает свои вещи и уходит, чтобы больше никогда-никогда его не видеть. Ну, может быть, потом, когда-нибудь, когда мама поправится и все как-то успокоится. Когда под ногами появится хоть какая-то опора. Но не сейчас, когда так больно, что хочется кричать.

Надо срочно поменять номер сотового, подумала она, и сообщить его только бабушке и Наталье – и маме, если ей станет лучше.

Когда она покинула офис телефонной компании, был уже полдень. От Натальи узнала, что мать в прежнем состоянии: лежит под капельницей и ни на что не реагирует. Врачи говорят, что навещать ее сейчас бесполезно, нужно время. Понемногу должна прийти в себя.

– Настя, сегодня же выпускной, – напомнила подруга. – Ты пойдешь?

Выпускной? Боже мой, она совсем забыла! Хотя – какой выпускной? Забрать аттестат и уйти? Нет, даже на это у нее не хватит духу – еще разревется там при всех. Заберу завтра, решила она, скажу, что заболела. Нет, зачем врать. Скажу, что мама попала в больницу, и мне не до этого.

– Не пойду. – Настя изо всех сил старалась не заплакать. – Аттестат заберу потом.

– Настя, выпускной бывает раз в жизни.

– Наташа, ты соображаешь, что говоришь? Какой мне выпускной?

– Да, конечно, – согласилась Наташка. – А что Вадим? Он знает? Вадим! – подумала Настя. Ох, как мне плохо! Вадим уже улетел. Его нет, и больше никогда не будет. И это правильно. Можно потихоньку его забывать, чтобы больше не испытывать этот жгучий, нестерпимый стыд. Хорошо, что об этом знают только он и она. Он, конечно, ничего не забудет, но будет молчать, – и она будет молчать тоже. Больше он не позвонит, потому что – ну как можно любить после такого? После такого даже уважать невозможно, – какая там любовь!

– Он улетел. Насовсем. Между нами все кончено, – сухо ответила она. – Больше никогда не спрашивай о нем.

– А что случилось? – не унималась подруга.

– Я повторяю: не спрашивай! Никогда! Если не хочешь сделать мне больно.

– Хорошо-хорошо, не волнуйся. Что будешь сегодня делать?

– Не знаю.

– Приезжай ко мне.

– Ты же уйдешь на выпускной.

– Ну и что? Побудешь у меня. Мама дома. Поговоришь с ней. Все не одна.

Настя представила, как она и Белла Викторовна сидят и обсуждают свои несчастья. Нет, этого ей совсем не хочется. Поблагодарив подругу, она отказалась. Пожелала ей хорошо повеселиться и поехала домой. Настя очень боялась столкнуться там с отцом, но, к счастью, он уже ушел. Его вещей в прихожей тоже не было. Испытывая сразу боль и облегчение, Настя прошла к себе, села на диван. Вдруг у нее закружилась голова, и стены поплыли по кругу. И тут она вспомнила, что за весь день во рту не было ни крошки, даже глотка воды. Вот почему меня тошнит, подумала Настя, надо что-нибудь пожевать. Только ничего не хочется.

Она пошла на кухню, выпила чашку кофе. Стало легче.

Надо решить, как жить дальше, принялась размышлять Настя, вглядываясь в темноту за окном. О Питере теперь можно забыть. Жить там негде – не у отцовских же родственников. Они нам теперь никто. И на какие деньги? Даже если мама выйдет на работу, все равно денег будет не хватать, у нее же нет кандидатской степени, поэтому и зарплата мизерная. Нет, надо идти работать и поступать здесь на вечернее отделение, – после него тоже можно стать педагогом. Лишь бы мама поправилась, – а она, Настя, постарается любить ее изо всех сил и заботиться о ней. Тем более, что любить ей больше некого. Они будут жить друг для друга, и им никто не будет нужен.

Так думала Настя, пытаясь найти хоть какую-то опору, чтобы существовать дальше. Опора была шаткая, но другой у нее не было. К сожалению, она плохо знала свою маму.

Галина Артуровна была человеком упертым и бескомпромиссным. Она происходила из крепкой армянской семьи, а у этой нации семья – нерушимая святыня. Для матери черное всегда было черным, а белое белым, оттенков она не признавала. Все годы семейной жизни она жила своим мужем, любила его каждой клеточкой, дышала им. Где бы она ни находилась, куда бы ни шла и что бы ни делала, она всегда ощущала связывающую с ним нить. Оборвать ее имела право только смерть. И пережить его уход к другой женщине она, конечно, не могла.

Едва придя в себя, мать остро пожалела об этом. Ее прежняя жизнь кончилась навсегда, а другой у нее не было. Отчаяние поглотило ее целиком. О дочери она не думала. Она вообще ни о чем не думала – она ждала, когда хоть немного утихнет мучительная боль в груди, разрывавшая ей душу. Но боль не отпускала. Лечащая врач, заглядывая в глаза больной, понимала, что у той начались крупные проблемы с психикой, и из сострадания назначала сильные транквилизаторы, после которых мать впадала в спасительное забытье.

Когда Снегирева не пришла на вручение аттестата, в лицее всполошились. Екатерина Андреевна несколько раз звонила к ней домой, но там никто не брал трубку. Наконец, ближе к вечеру, когда уже началось праздничное застолье, Настя отозвалась. Сказала, что маму забрали в больницу, поэтому за аттестатом она придет завтра. Попросила никого к ней не присылать и отключилась.

Первой, кого встретила Настя, придя на следующее утро в лицей, была профессор Туржанская. Едва взглянув девушке в лицо, она поняла, что стряслось что-то чрезвычайное, и потому не стала разговаривать в коридоре, а повела к себе в кабинет. Усадила в кресло и принялась расспрашивать. Глядя в ее добрые и такие сочувствующие глаза, Настя почувствовала, как сжатая пружина внутри нее вдруг лопнула и выпустила на волю с трудом сдерживаемые эмоции.

И тут с ней приключилась истерика – да такая, какой у нее никогда не было. Она рыдала, рыдала и все никак не могла остановиться. Никогда не терявшая присутствия духа Ольга Дмитриевна позвонила в медпункт. Медсестра промокнула марлевой салфеткой залитое слезами лицо девушки и заставила выпить две таблетки, после чего рыдания прекратились и Настя понемногу пришла в себя. И хотя она не собиралась ни с кем откровенничать, но Туржанской выложила все, – только о Вадиме умолчала.

– Да, Настенька, у тебя огромное несчастье, – признала Ольга Дмитриевна. – Огромное. И ты, конечно, очень сильно его переживаешь, это понятно. Но послушай меня. Несчастье – спутник жизни, ее неизбежная составляющая. У каждого человека, а не у тебя одной, оно обязательно когда-нибудь случается. Его нельзя избежать, но нужно уметь пережить. Принять как данность и пережить. У меня в молодости тоже случилась страшная, непоправимая беда: погиб человек, которого я любила больше жизни. Если бы можно было обменять мою жизнь на его, я бы это сделала, не раздумывая. Это был отец Леночки – лучший человек из всех, кого мне довелось встретить на своем пути. Моя дочь и любимое дело стали той опорой, которая помогла мне выстоять.