Яна Кельн - Случайности случаются (СИ)

Я вышел из ресторана и направился в сторону, откуда мы пришли, с надеждой не заблудиться и найти дорогу к отелю. Сейчас я позвоню в авиакомпанию, поменяю билет, соберу вещи и последую примеру Насти. Очень захотелось домой.

Дома присутствия Насти не наблюдалось. Я принял душ, в холодильнике было пусто, поэтому ограничился чашкой кофе. Чемодан разбирать не стал, оделся и поехал к родителям. Мама, наверняка, накормит чем-нибудь вкусным.

Они жили в центре столицы, поэтому, чтобы не толкаться в пробках, я не стал брать машину, а поехал на метро. На улице было пасмурно, но дождя не было. Тяжелые темные тучи делали город серым и унылым. Я быстро шел к метро, поднял воротник пальто повыше, прячась от промозглого ветра. Настроение было поганое, раздражало все: окружающая обстановка, прохожие, даже кошка, которая выбежала мне под ноги. Хотелось скрежетать зубами от непонятной злости. Когда спустился в метро, стало совсем плохо, я даже нахамил одной женщине, которая чуть не сшибла меня, когда я выходил из вагона. Неужели люди думают, что этот поезд последний и именно на нем им необходимо уехать, зачем ломиться в вагон, когда из него еще не все вышли? Я что-то не понимаю в этой жизни?

На звонок в дверь мне никто не ответил. Я достал ключи от родительской квартиры, хорошо, что не забыл прихватить их с собой. В квартире стоял полумрак, шторы на окнах были задернуты.

- Мам! – позвал я. Мне никто не ответил, но из родительской спальни донесся полный боли всхлип и тихий шепот.

Я быстро разделся и пошел туда. Мама был там и не одна, а дядей Лешей, который хлопотал вокруг родительницы с водой и каплями успокоительного. Его неприятный запах наполнял всю комнату. Дышать было не чем.

- Привет, – поздоровался и шагнул к окну, чтобы одернуть шторы и открыть окно, в этой комнате необходимо было проветрить.

- Не смей! – истерично воскликнула мать.

Я перевел на нее удивленный взгляд. Мама была вся заплаканная, бледная, с глубокими тенями под глазами. Казалось, что она постарела лет на десять. Даже в волосах появились седые пряди. Я перевел взгляд на дядю Алексея, он тоже выглядел не лучшим образом, опухшие, красные глаза, усталый вид. Что здесь произошло?

- Что случилось? – озвучил я свой немой вопрос.

В ответ тишина, только мама начала тихонько плакать. Я обвел комнату взглядом и наткнулся глазами на черно-белую фотографию отца, в нижнем углу на ней была черная траурная полоска. Ноги подкосились, и я резко опустился на стул, который стоял около окна. Теперь все стало ясно. Внутри все сжалось от боли. Главное сейчас не заплакать, я не переживу, если потеряю еще и мать. Я перевел ошалелый, полный слез взгляд на дядю Лешу, ожидая, что он скажет, что это неправда и что я все неправильно понял.

- Витор, тут это…- замаялся он.

Я выжидательно смотрел на него. Нужно было знать, как это произошло.

- Вит, такое дело…- он глубоко вздохнул, - Твой отец и Настя погибли в аварии по дороге из аэропорта.

И Настя…Смысл его слов с трудом доходил до поглощенного болью сознания.

- Как Настя? – одними губами прошептал я.

Но он услышал или просто понял о чем я спросил.

- Они встретились в аэропорту и уехали на одном такси, которое разбилось на Каширском шоссе.

- Так не может быть…

- Вит, малыш…- голос мамы выдернул из истерики, которая готова была случиться. Я должен держаться ради нее, хотя бы до дома, там можно будет дать волю эмоциям.

- Все хорошо, мам, – ответил я, встал и посмотрел в окно.

На улице полил дождь, словно небо плакало вместо меня. Боль все накапливалась, сдерживать ее стало очень тяжело, мне было необходимо выплеснуть эмоции.

- Я поеду, хорошо? – спросил я у мамы.

- Может, поешь? – к чему сейчас это все, нам всем плохо и тяжело.

- Нет, спасибо, я дома поем, – я выдавил из себя улыбку, – Пока.

Пока добирался до дома, боль сменилась бессильной яростью. Я был зол на судьбу, которая на мгновение подарила счастье, а потом так жестоко его отобрала, прихватив с собой еще одного близкого и любимого человека. Как только добрался до дома, впал в непонятное состояние. Я кричал, плакал, бросался на стены, крушил мебель и разбивал посуду, чтобы заглушить физической болью, боль душевную. Я словно сошел с ума, слетел с катушек. Не знаю, сколько продолжалось мое безумие, но в итоге я выдохся и без чувств упал на пол в комнате.

Приходить в себя было тяжело. Прежде всего, я почувствовал острую боль в животе, давало о себе знать долгое время, что я не ел, стоило только открыть глаза, как голова взорвалась вспышкой боли. Я кое-как собрался и сел на полу, осмотрел разгромленную квартиру, вспомнил, почему со мной случился такой приступ, и сразу же заболела душа. На глаза вновь навернулись слезы. Я больше не буду описывать, как мне было больно и плохо после потери близких людей. У каждого боль своя и каждый переживает такие утраты по-своему. Я вчера выплеснул самые сильные эмоции, дальше стало легче. Когда же боль исчезнет навсегда, оставив лишь светлую память, я не знаю, поэтому буду молча переживать и ждать, когда станет легче.

Я прошел на кухню, стараясь не наступить на осколки, руки и так были изрезаны, не хватало еще поранить ноги. Взглядом в куче щепок и осколков разглядел чудом уцелевшую чашку, правда ручка у нее отсутствовала, но мне это было безразлично, главное кофе не выльется из нее. Подобрал чайник, который тоже оказался весьма покорежен, налил в него воды и поставил на плиту. Насыпал в чашку кофе, банка тоже выдержала приступ моего бешенства. Пока закипал чайник, нашел в кармане пальто пачку сигарет. Она была наполовину пустой, но мне хватит, а потом нужно будет сходить в магазин. Я захватил с собой мобильный телефон и вернулся на кухню. Сел, закурил и включил мобильник, который предусмотрительно выключил вчера по возвращению. Было несколько пропущенных от мамы и дяди Леши. Я перезвонил маме и заверил ее, что со мной все в порядке. Мама сообщила мне, что похороны послезавтра. Я пообещал ей, что буду у нее с самого утра и вновь выключил телефон. Как раз засвистел чайник. Я выключил плиту и залил чашку крутым кипятком. Обычно я жду, пока кофе остынет, но не сейчас. Я с садистским удовольствием вливал в себя кипяток. Чувствуя, как обжигает небо и горло, делал затяжку и вновь глоток обжигающего напитка. Голова была пустой. В ней крутились только две мысли. Я ОЧЕНЬ хочу есть, и у меня практически закончились сигареты. Собственно, эти мысли и заставили меня подняться и пойти в магазин.

В супермаркете я бросал в корзину первое, что попадалось под руку и было съедобным, на кассе взял несколько пачек сигарет и вернулся домой. Там я сварил себе целую тарелку пельменей и с огромным удовольствием ел их, сидя на полу перед телевизором, экран которого показывал мне огромную трещину, от которой разбегалось множество маленьких. В таком мутном и туманном состоянии я находился вплоть до похорон, хотя и их тоже плохо помню. Отчетливо в памяти отложилась только ненависть ко всем тем людям, которые что-то говорили об отце и Насте, хотя толком не знали ни его, ни ее. Я не сомневался только в искренности слов дяди Леши. Он оказался единственным другом, который и нас с мамой не бросил в трудную минуту, не смотря на то, что и ему было тяжело. Дядя Леша теперь был постоянно с мамой, поддерживал ее, как мог и следил за ее здоровьем. Я был ему очень благодарен, так как сам на такую поддержку был не способен.