Виктория Рутледж - Взрослая жизнь для начинающих

— Нет, он славный, — пылко сказала Мэри. — Он добрый, хороший, тебе нужно за него держаться.

«И никогда не пойти на рок-концерт, не покрасить волосы, не напиться „Московского мула“ [71] Коктейль из водки, лимонного сока и имбирного пива. и никогда ни с кем другим не целоваться, всю оставшуюся жизнь?» — Айона почувствовала, как быстро у нее заколотилось сердце.

И тут, к ужасу своему, она подумала о Неде. О том, как он, в старой серой футболке, рукава которой не закрывали бицепсов, чистил рыбу на кухне и бросал на нее хитрые взгляды, как будто только они вдвоем понимают, в чем шутка.

«Мне нужно бросать пить», — в панике подумала она.

— Так расскажи мне, что случилось, — попросила Айона, стараясь вытеснить из головы Неда воспоминаниями о том, как Крис читал им лекцию о том, почему международные благотворительные концерты на самом деле принесли жителям Эфиопии только вред. — Можешь не вдаваться в подробности.

Хорошо, наверное, что Мэри сейчас не нужно смотреть на нее. Айона почувствовала, как она вначале напряглась в ее объятиях, а потом расслабилась снова. Когда Мэри заговорила, Айона обняла ее еще сильнее.

— Хм. Крис поехал в Косово для организации международной помощи, — начала Мэри.

Айона кивнула и сказала: «Да», — стараясь ободрить Мэри.

Мэри сделала еще один большой глоток вина.

— Ну, и тогда он написал мне это ужасное письмо, — написал так, как пишут посторонним, что он решил остаться, а поскольку я не хочу отправиться к нему туда, — заметь, как будто я не хочу, — он хочет, чтобы мы… оформили раздельное проживание. По крайней мере, он так все излагает. Гораздо героичнее развестись, чтобы облегчить страдания человечества, а не просто потому, что я его больше не интересую.

Айона потрясенно думала, как же красноречиво выражается Мэри даже тогда, когда вина выпито уже немало. Наверно, сказывается педагогическое образование.

— Я просто поверить не могу, — машинально пробормотала она и почувствовала, что ее сознание будто с размаху налетело на кирпичную стену. Почему она не может сказать ничего более сложного? Почему некий «Международный Закон о Разговорах с Подругой» запрещает ей вслух произнести: «Крис — законченный эгоист и подонок, и ты получила то, чего добивалась!»?

Ну, произнести-то она могла, но чувствовала, что сейчас это не поможет.

— Мэри, это же смешно, — сказала она, опустив лицо в ее темные волосы. После всей тяжелой работы Мэри все так же пахла цветами. — Как же может быть, что ты его не интересуешь? Ты красивая. Нет, правда, — Айона постаралась, чтобы ее тон был максимально убедительным, особенно когда Мэри зашевелилась у нее в объятиях. — Ты красивая. Почему ты так завертелась?

— Я поворачиваю складки жира так, чтобы ты их не заметила. — Мэри перестала вертеться и вздохнула, опустив голову на руку Айоны. — И, как только я поняла, что он не вернется, я поняла, что должна переехать. В той квартире меня просто тошнило. Даже физически.

— Я поверить не могу, что ты никому не сказала, — удивилась Айона. — Бедняжка, ты все это держала в себе.

Мэри издала в ответ неопределенный звук.

— А что ты сейчас чувствуешь?

— Я не могу тебе сказать, что я чувствую, потому что не знаю. Каждый раз, когда мне кажется, что я наконец поняла, что чувствую и что хочу делать, все снова переворачивается. Хорошо мне только тогда, когда я разливаю пиво, учу детей, рисую или делаю еще что-нибудь такое, чтобы только забить голову и не думать о том, как бесконечно больно и… Айона, что мне делать? Мне было так плохо после его письма, неловко, что я хочу, чтобы он вернулся, когда он там, помогает людям!

— О Боже, Мэри! — воскликнула Айона, обнимая ее. — Я не знаю, почему ты вообще вышла за него замуж!

Глаза Мэри вспыхнули.

— Не знаешь?

Айона умолкла, и внутренний голос, раскрепощенный от выпитого вина, подсказал, что стоит, наверно, хоть сейчас выложить Мэри всю правду, а не то, что она хотела слышать. Поскольку намеки на правду, когда дело касалось Криса, не давали никаких результатов. Айона снова пристально посмотрела на нее.

— Нет! Я правда не знаю.

Лицо Мэри удивленно дрогнуло, и Айона совершенно запуталась в своих мыслях, — ей так хотелось сказать о Крисе то, что она думала, а не подыгрывать Мэри и не делать вид, что вести себя как последняя сволочь по отношению к собственной жене совершенно нормальное дело.

— Он всегда был самодовольным лицемером и готов был пожертвовать всем остальным! И таким образом он просто прикрывал собственную неадекватность. Да разве станет кто-нибудь в здравом уме стараться вот так пристыдить свою жену, и в таком письме? Да он просто не может разобраться с собственными проблемами! То есть, да, я согласна, как парень, он был ничего, но…

— Что — но? Если ты такая хорошая подруга, то почему ты дала мне выйти за него замуж? Почему ты мне ничего не сказала?

— А что я могла сказать? — возразила Айона, выходя из себя. — Ты что, позвонила мне тогда с пляжа? Ты думала, что я прибегу к тебе из-за дюн? «Нет, не делай этого, Мэри! Это не настоящий священник!»

— Не надо над этим смеяться, — возмутилась Мэри. — Все было совсем не так.

— Да ну? Я ушам своим не поверила, когда ты мне это рассказала. После всех наших с тобой разговоров о том, какие гимны мы выберем и смогут ли мои дети стать подружками невесты на твоей свадьбе. А что мне, черт возьми, оставалось сказать, когда ты вернулась и рассказала, что вы обвенчались на пляже? — Айона закрыла себе рот рукой, опасаясь, что зашла слишком далеко.

— Ты могла бы… — Мэри не договорила, потому что поняла: у Айоны действительно не было никакой возможности что-либо предпринять.

— Я никогда в жизни уже после свадьбы не заявлю человеку, что он сделал ошибку, — сказала Айона уже помягче. — Да, по правде сказать, и перед свадьбой тоже. Уже поздно такое говорить, да?

— Все наши беседы… — Мэри горько усмехнулась. — Все они заканчивались на том, как мы бросим букет, да? Мы никогда не обсуждали, как будем ссориться из-за счетов за газ.

Айона покраснела и отвернулась. Она хотела, чтобы рассудок подсказал ей, как утешить Мэри, но в голову приходили только она сама и Ангус, и она ненавидела себя за то, что оказалась такой эгоисткой как раз в тот момент, когда надо проявить сострадание.

Я хочу, чтобы ты мне сказала, что брак — это хорошо. Я хочу, чтобы ты сказала, что можно искренне пообещать любить его до конца дней своих. Я хочу, чтобы ты сказала, что можно иногда и ссориться, когда вы любите друг друга. Я хочу, чтобы ты сказала: я собираюсь поступить правильно, а тебе просто не повезло.

Я хочу, чтобы хоть кто-то сказал мне, что делать…

В дверь постучали. Мэри и Айона замерли и прислушались, — ни одной из них не хотелось самой прервать этот задушевный разговор, впустив пришедшего — кем бы тот ни оказался.