Виктория Рутледж - Взрослая жизнь для начинающих

Мэри грустно подумала, что даже замечания в «Грозди» звучат весьма мягко.

— Да я сама не против прийти, — снова предложила она, повернувшись в другую сторону. Глаза Мэри рассеянно пробежали по собранию сочинений Томаса Харди издательства «Пингвин», которое стояло как раз на таком уровне, чтобы его замечали все входящие в комнату. — Я сижу здесь с бутылкой дешевого красного вина, которая досталась мне в школьной рождественской лотерее, и пакетиком шоколадных батончиков. И мне в этой компании предстоит провести всю ночь. То есть было бы очень здорово, если бы ты меня позвала и избавила бы от их общества.

Она попыталась сказать это шутливым тоном, хотя все было совершенно серьезно. В те вечера, когда она работала в «Грозди», есть ей не хотелось; оставшись вечером дома, она, как персонаж древней компьютерной игры, бродила по дому, постоянно открывая и закрывая рот, пока все не было съедено, и тогда она переходила на следующий уровень в этой игре — действие переносилось в «Сейнзбери», а Мэри вооружалась тележкой.

— Не-е-ет. — Голос Айоны все так же дрожал от сдерживаемого смеха — так смеются, когда секретничают; казалось, будто ей позвонили как раз тогда, когда кто-то рассказывал длинный анекдот.

На мгновение Мэри грустно подумала: вот что чувствовала моя мать, когда я звонила с вечеринок и просила, чтобы меня встретил кто-нибудь из братьев. Честно говоря, в такие моменты она была уже порядком выпивши. Фотография в ее руках показалась очень тяжелой, и она положила ее на пол. А потом задвинула ногой за книжные полки.

— Правда, Мэри, тебе незачем появляться — все идет настолько хорошо, что даже Ангус отправился домой.

— Ты не шутишь? Я-то думала, что он всю неделю ночует на ворохе газет, чтобы не пропустить момент, когда привезут овощи?

— Да-да. — Айона утрированно фыркнула. А может быть, открыла большим штопором бутылку вина, показалось Мэри. Она постаралась не обижаться на то, что Айона так и не уделила ей должного внимания. Ведь, возможно, она сама виновата, потому что старалась изобразить, что у нее с Крисом ничего особенного не стряслось. Ангусу она сказала, что Крис ненадолго уехал в Косово заняться одним проектом, — правда, первые две недели его отсутствия просто никто не заметил. Мэри так и подмывало выложить все Айоне, но что-то подсказывало ей, что она должна со всем разобраться сама. В конце концов, это был ее брак, ее проблемы — проблемы взрослой женщины, и она считала, что вмешивать в это все еще кого-то было бы предательством. Меньше всего она хотела, чтобы Айона стала ей сочувствовать, потому что в глубине души Мэри понимала, что в результате просто окончательно убедится, насколько плохи ее дела, а еще больше она боялась, что Айона будет ей что-то советовать, как бы разумны ни были ее советы.

Айона все еще что-то держала в руках, а трубку прижимала подбородком.

— Ангус? Ну, у него опять сильная мигрень, поэтому я заставила его пойти домой и прилечь. Но я знаю, что в кровати он наверняка станет читать специализированные журналы для владельцев ресторанов, поэтому так и не отдохнет. Он на этом просто помешался. В туалете я постоянно нахожу документы с пивоваренных заводов. Ты просто не представляешь, как это невыносимо. Но только ему этого не говори.

— Конечно, не буду. — Мэри сочувствовала ему, потому что была не понаслышке знакома с мигренью. Она могла ограничить потребление шоколада и кофе — отказаться от них полностью Мэри была не в силах, но было невозможно хоть как-то ограничить Криса, который на поприще пробуждения ее мигрени не имел себе равных. А Ангус работал как зверь; Мэри уже было и не вспомнить, когда они с ним в последний раз вели беседу, не касающуюся того, как окупить вложенные средства. — Ладно, тогда, слушай, если будет много посетителей и понадобится моя помощь, позвони. Я тут просто не знаю, чем себя занять.

Она произнесла эти слова и тут же пожалела: не дай бог об этом все узнают. Конечно, Айона не станет, облокотившись на стойку, закатывать глаза и произносить фразы типа: «Ох, боюсь, что Мэри доведет себя до нервного срыва, ей так одиноко одной», — но вот от Тамары вполне можно ожидать чего угодно, вплоть до сплетен на кухне, пусть и прикрытых надлежащим сочувствием.

Паранойя! Детишки на площадке постоянно обзывали друг друга параноиками, — как правило, это было в некоторой степени справедливо.

— Ох, бедняжка Мэри, скучаешь без Криса? — спросила Айона из вежливости. — Без него, наверное, у тебя в доме совсем тихо.

— О, ну ты понимаешь… — Мэри старалась, чтобы ее голос ничего не выражал, но все равно понимала, что Айону ей так просто не провести.

— Когда, ты говорила, он вернется?

— Хм… — От одной мысли о возвращении Криса в животе у нее возникло неприятное ощущение, почти тошнота, и она почувствовала, что ужасно хочет взбунтоваться, хотя сама не понимает, против чего.

Мэри, столько уже проработавшая с восьмилетними, безошибочно определила, что вот-вот зайдется в приступе гнева. Она прижала язык к передним зубам, не давая себе жалобно заскулить, и покашляла, чтобы привлечь внимание Айоны.

— Хорошо, да, слушай, ты сейчас явно занята, поговорим позже. — Она пробежала глазами по комнате. Если остаться здесь, она просто сойдет с ума. По-настоящему. Может быть, в порыве безумия начнет делать ремонт посреди ночи.

Прямо ей в ухо из трубки резко зазвучал голос Айоны.

— У тебя все нормально, правда, Мэри? — спросила она. — Ты только скажи, если у тебя какие-то проблемы…

Скажу ли я своей подруге, у которой все идеально, в том числе и любимый мужчина, и все остальное, что есть в жизни? Пожалуй, нет.

Мэри так остро ощутила холод одиночества, на которое сама себя сейчас обрекала, что поняла, что пора заканчивать разговор.

— У меня все в порядке, — солгала она. — Все нормально. Пока. — И она повесила трубку, не дав Айоне возможности поймать ее на этом обмане.

Итак. Нужно либо прочесть письмо от Криса, которое вызовет у нее чувство вины и недовольства собой, либо приступить к уборке.

Мэри набрала ванну и залезла в нее, держа нераспечатанное письмо выше уровня воды. Собраться с силами, чтобы распечатать конверт, она могла только в ванне, в окружении своих талисманов, — она зажгла свечи, налила бокал вина, поставила проигрыватель компакт-дисков поближе (насколько хватило длины шнура, потому что розетка была на кухне), включила альбом Фрэнка Синатры «Только для одиноких». Она представляла себя героиней «Крысиной стаи» [61] Фильм с участием Синатры, 1960 г. , и ей это нравилось даже больше, чем когда она воображала себя Джиной Лоллобриджидой. «Фрэнки не любит тощих дамочек, — думала она, снимая халат и вешая его на застекленную дверь в ванной, чтобы приглушить жесткий свет неоновой лампы из коридора. — Джек и Сэмми не стали бы призывать меня сесть на диету и не вихлять бедрами».