Эбби Глайнс - Рискнуть (ЛП)

Я хотел понежиться в ванне вместе с ней, но я понимал, что она хотела разобраться с этим дерьмом, а если я буду с ней, то мы снова займемся сексом.

— Иди, наслаждайся. Я буду здесь. Если вдруг тебе станет одиноко, — сказал я ей.

Она ухмыльнулась и прижалась поцелуем к моим губам.

— Спасибо.

После этого, Харлоу поверит мне, когда я скажу, что люблю её. Это не будут пустые слова. Она поверит в них, потому что я покажу ей, как сильно я её люблю. И не было никаких сомнений в этих больших глазах, которые зацепили меня в тот первый раз, когда встретились наши взгляды.

Я подождал, когда закрылась дверь в ванную и зажурчала вода, прежде чем подошел к окну и выглянул на улицу. Толпа никуда не делать. Репортеры все еще торчали там, так же как и копы. Это было отстойно. Почему личная жизнь рок-звезды была настолько важна?

В этот момент зазвонил мой телефон, я достал его из кармана. Снова звонил Раш.

— Они все еще здесь, — сказал я.

— Они не уйдут до тех пор, пока Харлоу не поговори с ними. Хотя не думаю, что она должна делать это, — сказал Раш.

— Я не собираюсь позволять ей это делать.

— Ты видел какие-нибудь выпуски новостей? — тон Раш взволновал меня. Он что-то знал.

— Нет, а зачем?

— Держись от этого дерьма подальше. Дай Харлоу время.

Что это должно означать?

— Я и так не позволяю ей этого сделать.

— Ты тоже. Держись подальше. Прямо сейчас ты нужен ей.

— Конечно.

— Позвони, если я понадоблюсь тебе, — сказал Раш и повесил трубку.

Я подошел к барной стойке и взял пульт от телевизора. Потом включил его и убавил звук. Раш что-то скрывал от меня, и я хотел узнать, что, черт возьми, это было. Если я собирался защищать Харлоу, то мне следовало знать от чего именно.

Я насухо вытерлась полотенцем и зашла в спальню, чтобы найти одну из футболок Гранта, и надеть её на себя, ведь у меня тут не было чистой одежды. Я была удивлена, что он позволил мне так долго в одиночестве принимать ванну. Я бы нисколько не возражала, если бы Грант присоединился ко мне.

Во время разговора по телефону, Мейс сказал, что мне нужно рассказать правду Гранту. Репортеры в любом случае откопают фотографии, где папа держит меня на руках, забирая из больницы много лет назад… когда чудо-ребёнок выжил. Они будут обсуждать то, что, пока его жена считалась погибшей, он забыл о своем ребёнке, так же как и весь остальной мир.

Фотографии, как я выхожу из клиники в Лос-Анджелесе, также появятся в прессе. У людей, которые ходили со мной в школу, будут брать интервью. Сейчас я стала самой главной слезливой историей во всем мире. Состояние моего сердца и моя жизнь теперь освещалась в каждом уголке планеты.

Грант тоже скоро об этом узнает. Мне следовало рассказать ему правду первой. У меня был врожденный порок сердца, и я не должна была выжить. Я опровергла все предсказания врачей, когда начала ходить в возрасте девяти месяцев. Моим родителям говорили, что я никогда не буду развиваться так, как другие дети моего возраста.

Тем не менее, факт остается фактом, мое сердце работает неполноценно. Беременность недопустима для меня. Я принимаю лекарства, которые всегда лежат в моей сумочке. Я не пью алкоголь, правильно питаюсь, забочусь о своем здоровье. Моя бабушка делал все возможное, из того, что сказали ей врачи, чтобы я жила как можно дольше.

Я глубоко вздохнула. Я должна была рассказать об этом Гранту. Мне следовало поехать в Лос-Анджелес через две недели, чтобы встретиться с моим кардиологом и пройти ежегодное обследование. Он должен сказать, как у меня дела, и я не смогу спокойно дышать, пока не узнаю, что мне не нужно делать операцию. Я подавала шансы на выздоровление и намеревалась продолжать это делать.

Открыв дверь, я шагнула в гостиную. Грант сидел на диване с пультом от телевизора в руках и смотрел прямо перед собой. Я в ужасе посмотрела на телевизор, но он был выключен.

Грант перевел свои голубые глаза на меня, и я знала, что он включал телевизор. То, что я скрывала от него, сейчас стало явью. Я смога прочитать это в его глазах. Боль, предательство, страх… все было в них.

— Ты узнал, — просто сказала я, и потянулась к своей юбке, которая была аккуратно сложена на барном стуле. Я вдруг почувствовала себя голой и выставленной на показ.

— Почему ты не сказала мне? — спросил Грант с такой досадой в голосе, что я почувствовала, будто сейчас упаду на землю и зарыдаю от несправедливости происходящего. Я хотела быть единственной, кто расскажет ему правду.

— Я никогда никому не говорила об этом. Мне не нравится, когда ко мне относятся как к больному человеку, с которым люди боятся сближаться, — ответила я, будучи не в состоянии посмотреть на Гранта.

— Я не кто-то, Харлоу. Ты должна была мне рассказать. Ты позволила мне приблизиться к тебе и оберегать тебя, но продолжала держать этот огромный секрет при себе. — Он выглядел потрясенным. Его взгляд был направлен на меня, и в нем отчетливо читался страх.

— Я собиралась рассказать тебе. Я только не знала как. Я боялась потерять это… то, что было у нас.

Он опустил голову, сидя на диване, и не произнес ни слова. Я не знала, был ли он зол или напуган.

— Я та же самая девушка, которую ты всегда знал. У меня просто есть условие: я должна доверять человеку, прежде чем рассказать ему свой секрет.

Грант вскинул голову. В его глазах читалось недоумение.

— Доверять мне? Доверять мне? Ты должна была предупредить, что влюбиться в тебя может быть опасно. Ты видишь как это несправедливо? Я боялся позволить себе иметь к тебе чувства, потому что меня преследовала мысль о том, что я могу потерять тебя. Этот страх управлял мной. Потом, когда я решил отпустить это и позволить своему сердцу сделать то, что оно хочет… — он покачал головой и жестко усмехнулся. — Всё это время ты была больна и даже словом не обмолвилась об этом.

Больна? Я не была больна!

— Вот именно по этой причине я не говорила людям о своем недуге. Они начинали относиться ко мне как к больной. Я не больна. Я болела, и я знаю, на что это похоже, но сейчас я не больна. Ты говоришь, что было несправедливо это скрывать от тебя? Ты ничего не знаешь о страхе. В жизни происходит много всего несправедливого, но то, что я защищала себя — это справедливо. Желая жить нормальной жизнью, а не быть отщепенцем, в этом нет ничего несправедливого.

Грант поднялся на ноги и покачал головой.

— Ты не можешь просто взять и закрыться от людей. Когда ты собиралась рассказать мне? Когда я влюблюсь в тебя? Когда бы я сказал тебе, что люблю тебя, ты ответила бы «Ох, да, я, возможно не проживу долго». — Он остановился, когда боль пронзила его тело, и отвел глаза. — Такой у тебя был план? — спросил он с заминкой в голосе.