Джеймс Джонс - Не страшись урагана любви

— Но разве мы не собираемся стать туда? — спросила Лаки.

— Да, — сказала Ирма, — я тоже думала…

— Позднее, — ответил Бонхэм, который вновь встал за штурвал, когда показалась земля. — Может быть, завтра. Сейчас слишком поздно. Да и потом, какого черта, они сдирают тридцать пять колов, если остаешься на ночь. Я предложил бы пройти на другой остров, я его знаю, он совсем маленький. Там есть хороший риф, и сегодня мы сумеем понырять, потом я что-нибудь приготовлю на ужин, а на ночь мы станем там на якорь.

Так они и сделали, и днем все было прекрасно. Бонхэм бросил якорь у подветренной стороны острова, все надели акваланги и пошли на подводную охоту. Правда, поскольку Бен ни разу аквалангом не пользовался, Бонхэм целый день посвятил его обучению на мелководье, пока не убедился, что Бен спокойно в нем плавает. Остальные ловили рыбу и омаров. Кроме, конечно, Лаки, которая немного поплавала в маске с трубкой, Ирмы, которая не умела плавать, и девушки Хирурга, которая, как выяснилось, великолепно ныряла с аквалангом, но в этот день у нее не было настроения. Охота на омаров была прекрасным спортом — их надо было выискивать под скалами и кораллами, в какой-то момент Грант, ища омаров, убил пятифутовую мурену, первую в своей жизни, и притащил ее на корабль. Хотя Бонхэм утверждал, что это великолепная пища, уродливую, скользкую, злобную даже на вид тварь выбросили за борт после всеобщего голосования, не считая команды, то есть Бонхэма и Орлоффски. Омаров было великое множество, и к вечеру, как и планировал Бонхэм, у них было предостаточно рыбы и хвостов омаров, чтобы все наелись. Эти хвосты омаров (хотя Бонхэм жарил их в этот же вечер) Лаки немедленно окрестила «омарами, маринованными в моче»: мужчины в этот день не плавали с каждым омаром к кораблю, а просто отрывали тело и голову, выбрасывали их, а хвосты заталкивали в плавки, сколько те могли выдержать. «Как можно есть хвост омара, на который больше часа писал Орлоффски?» — спрашивала Лаки у Ирмы и Гранта; к счастью, польский джентльмен их не слышал. Несмотря на это, хвосты омаров стали потрясающим ужином, когда Бонхэм поджарил их на кукурузном масле. Да, день выдался прекрасным. Яркое солнце, красивое море, свежий и приятный ветер. И только когда наступил вечер, очарование исчезло. Все то же самое. Условия жизни.

Поскольку это было плавание с аквалангами, большую часть палубы забили одинарными и двойными баллонами, регуляторами, всевозможным оборудованием. Бонхэм, естественно, захватил портативный компрессор «Корнелиус», и он тоже потребовал места. Хирург с девушкой первыми забили единственное свободное место на носу, и никому не хотелось просить их потесниться, так что оставалось либо спать внизу, либо сидеть, скорчившись, у кабины или в ней, да и она к этому времени стала владением Бонхэма и Кэти, которая до сих пор не расстилала своей постели в салоне, а ее одеяла Бонхэм перенес в кабину.

И все это тоже было ошибкой Бонхэма, думал Грант. Как и то, что он не завершил отделку. Он взял слишком много платной клиентуры. Ему нужно было — да еще при таком количестве оборудования — оставить Хирурга с девушкой дома или не приглашать Бена с Ирмой. Он просто пожадничал, потому что у него, как справедливо заметила как-то Лаки, нет свободных денег.

— Ну и поездочка, — сказала Лаки тоном «я-же-говорила». — Ну и поездочка получается!

И утром Лаки (возможно, она бы и не сделала этого, если бы ее не поддержали Ирма и Бен) восстала. Она больше не пробудет ни одной проклятой ночи на этой проклятой лодке.

— Черт подери, я даже не могу спать с тобой, с моим собственным мужем, — еще раньше сказала она Гранту наедине. — Я здесь больше не останусь. И Ирма не останется.

И они с Ирмой довели это до сведения капитана.

— Почему мы не можем зайти в Джорджтаун и стать у пристани? Там есть отель, и кто захочет, сможет снять номер и получить хоть минимум комфорта. Клянусь, я просто не могу больше спать в этой дыре. И там мы сможем ужинать. Мы сыты рыбой по горло. И потом есть еще место, о котором вы рассказывали, кажется, Дог-Ки. Это шикарное место? Мы туда поедем? — Она вдруг стала пылким, великолепным оратором.

— Да, мы можем туда поплыть, — медленно, очень медленно проговорил Бонхэм. Ясно было, что он сердит: когда он сердился, речь его замедлялась. — Но там у нас не будет условий для сна. Только бесплатная пристань. Там везде частные дома. А бесплатная пристань только на ночь-две. Больше нельзя злоупотреблять их гостеприимством.

— Тогда почему мы не можем вечером приходить в Джорджтаун, а утром уходить на лодке в море?

— Ну, во-первых, — ответил Бонхэм, — я не рассчитывал платить тридцать пять-пятьдесят долларов за швартовку, когда просчитывал стоимость поездки. И я, конечно, не включал в расчеты покупку ужина на берегу.

— Я позабочусь об ужинах, — вставил Грант. — Не волнуйся.

— Во-вторых, — упрямо продолжал Бонхэм. — Мы не сумеем побывать во всех местах, которые я запланировал посетить, если нам нужно будет плыть двадцать-тридцать миль туда и двадцать-тридцать миль обратно. Это шестьдесят-семьдесят миль в день. Почти весь день и уйдет на плавание.

Теперь вступила Ирма.

— Тогда почему бы нам просто не понырять здесь? И в этом Дог-Ки? Мы могли бы спать у них в доке.

— Но это отнюдь не высокий класс, — ответил Бонхэм. — А они британцы.

— К черту высокий класс, — сказала Ирма. — В доке лучше, чем внизу в этой лодке. Иисусе, да мне наплевать, где плавать. Здесь или там. Я вообще не умею плавать. Вы хотели меня научить.

— И научу, — ответил Бонхэм. Вид у него становился все более тревожным. — Я собираюсь начать сегодня же, через час, раз Бен уже умеет пользоваться аквалангом. Но… — Здесь его оборвали.

— Я просто не смогу провести еще одну ночь на лодке, — сказала Лаки.

— Корабле! Корабле, черт подери! — повысил голос Бонхэм. — Это, черт подери, не лодка! — И он снова замедлил речь. — Я просто не так планировал поездку, когда называл вам дневную плату…

— Вы ни разу не назвали дневной платы, — сказал Бен.

Бонхэм продолжал:

— Все эти дополнительные расходы пойдут за мой счет. Я ни гроша не заработаю. Вы хотите платить за стоянку?

— Какого черта? Конечно, нет, — жестковато ответил Бен. — Вы же получили еще десять тысяч от Сэма Файнера, не так ли?

— Может быть, — сказал Бонхэм. Он вздохнул. — Во всяком случае, я их еще не видел. Господи, что же вы за куча увальней! — неожиданно взорвался он.

Но под конец он сдался. И вынудила его Кэти Файнер. Кэти стояла и слушала с новым для нее кисло-горьким выражением лица, которое столь отличалось от выражения счастья, которое Грант помнил по Гранд-Бэнк, когда она была счастлива с Сэмом. А теперь она стояла, слушала и молчала, а потом подала свой голос. Довольно необычно глянув на Бонхэма и как-то особенно улыбнувшись, она сказала, что тоже предпочла бы проводить ночи на берегу, и Бонхэм глянул на нее и согласился. Он усек. Грант тоже; и Лаки, судя по выражению ее лица, тоже. И почти все остальные. Но Кэти Файнер, кажется, было наплевать. И вот таким образом в конце дня они рано подняли якорь и поплыли к Джорджтауну. И там они повстречали техасцев.