Владимир Лорченков - Свингующие пары

Столько ненависти к миру всего лишь из-за того что тебя разок трахнул отчим, сказал я.

Малыш, он не меня трахнул, он тебя трахнул, сказал Диего.

Настоящий финт, прямо свинг, сказал он, хохотнув.

Я знал, что ты не вызовешь «Скорую», сказал он снова, хихикнув.

И я ведь не стал звонить в полицию и говорить им, что ты заходил домой, когда твоя жена выпила лекарства, сказал он, не так ли? Я радушно принял тебя в тот вечер в своем доме… ты трахнул всех, кого хотел.. пил мой виски, курил сигары… пока твоя жена умирала в своей блевотине, сказал он.

Она была мертва, когда я зашел в квартиру, сказал я.

Ты уверен, сказал он.

Наверное, сказал я. Но она показалась мне холодной, сказал я.

Почему же ты не вызвал «Скорую», сказал он.

Я решил отложить все на завтра… собраться с силами… сказал я.

Он молчал.

Почему Лида это сделала, сказал я, почему сказала все Алисе…

Спроси у нее, сказал он.

Какой смысл, она лицо заинтересованное, сказал я.

Верно, сказал он, думаю, она поняла, что вот-вот останется на бобах, и принялась бороться за свое эээ женское счастье. Активнее, чем обычно, сказал он. В конце концов, ты же не собирался уходить от Алисы к ней, сказал он.

Когда я поднялся в квартиру, Алиса была в отключке… сказал я. Думаю, она была мертва, сказал я, но сказал неуверенно. Откуда ты знаешь, сказал Диего. Ты ведь просто развернулся, закрыл дверь, и поехал на свинг-вечеринку, сказал он. Я просто не мог, не мог… сказал я.

Ты в который раз предал жену, сказал Диего сухо.

Ты большой знаток в предательстве, сказал я.

Брось мучиться, сказал Диего, люди это всего лишь тело.

Ты бросил тело… не стоит страдать, амиго, сказал он.

Я всего лишь взял паузу, сказал я.

Я понял, что не перенесу хлопот с мертвой Алисой, сказал я.

Или – что не перенесешь их с живой Алисой, сказал Диего.

Я молчал.

Амиго, ну, вот ты и освободился, сказал Диего, за что же ты меня так ненавидишь? Будь счастлив, амиго, будь счастлив… бери Лиду! Алиса была для тебя слишком Сильной. Кто-то из вас должен был умереть. Ты должен благодарить мне за то, что это не ты. А Лида – она как раз по тебе шита, сказал он. Цени ее, ведь она сейчас – то, что у тебя есть. Не женщина, а пизда. Кусок шикарного мяса. Спокойная, грудастая…

Коровка даст молока, хихи, сказал он.

Ты ведь хочешь, сказал он.

Прямо сейчас, ну, признайся, сказал он, дразнясь.

Хочешь трахнуть бабу, насадить, как следует, сказал он.

А, сказал он.

Ебля, ебля, ебля, ебляебляебля, сказал он.

Хочешь, ведь, сказал он.

Да, сказал я.

***

Флаги к земле.

Светская хроника кишиневских газет объявила траур.

Я насчитал десятка три статей об уехавшем по истечении полномочий почетном консуле, «умевшем внести нотку оживления в наш затхлый провинциальный мирок своими поистине невероятными приемами, приглашения на которые были объектом интриг, и многоходовых комбинаций в высшем свете города» .

Они гадали, почему он уехал без финального торжества, без бала, который бы, «несомненно оставил навсегда в тени пресловутый прием в некоей московской квартире, где господин Воланд купал гостей в бассейне в шампанским».

Я рассмеялся, вспомнив, что шампанское Диего всегда старался купить оптом и подешевле.

Позже, – по слухам, – вечера Диего пытались повторить пара дипломатов и один разбогатевший пивоваренный магнат местного происхождения. У них ничего толком не получилось. Чтобы сводить людей, нужно быть сводником. Так что меня провалы не удивили. Как и отсутствие финального аккорда в игре Диего. Кокаин и шпионаж требуют умения уйти по-английски.

Даже если это делает еврей, выдающий себя за латиноамериканца.

Диего уехал без объявлений. Просто исчез с Анной-Марией.

А потом сгорел их дом. Старая проводка не выдержала, и заискрилась, отчего заполыхали коридоры, – слишком запутанные, неудобные, тесные, – и особняк сгорел до того, как туда переехала очередная дипломатическая миссия.

Черное пятно на Ботаническом саду. Вот и все, что осталось от дома.

…похоронив Алису, я съехался с Лидой.

Сначала она потеряла ребенка. Выкидыш. Позже Лида призналась, что не была уверена что ребенок был от меня и – как она выразилась – не приложила достаточно усилий, чтобы сохранить плод.

Я не упрекнул ни словом.

И за Алису – тоже. Ни слова не обмолвился о том, что все знаю. Решил обойтись без упреков. Начать заново. Лида и правда была единственным, что у меня оставалось. И я твердо решил научиться ценить то, чем обладаю. Но у нас не заладилось.

Алиса ненавидела меня.

Истово, как только может женщина, которая любит.

Лида же просто разрешала быть с собой.

Мы обсудили это, и пришли к выводу, что у нас все правда не так, как было в пору адюльтера.

Лида упрекнула меня в том, что я видел в том романе лишь то, что хотел видеть. И сказала, что я требую невозможного. Она была права. Я хотел, чтобы она любила меня, как Алиса. Но она не была Алисой. Нельзя сказать, что мы не пытались справиться. Лида предложила мне попробовать психоаналитика. Я отказался. Я предложил Лиде попробовать свинг. Она отказалась. Мне было просто и комфортно с ней, но и только. Точно то же я испытывал, когда ложился в теплую ванную.

Мы разъехались.

Я остался один.

…Солдат потерпевшей поражение армии. Тем не менее, я выжил. Это уже – бесценный дар, знал я. Когда прошел год, на могиле Алисы поставили памятник. Простой черный камень с портретом. Я выбрал самую красивую фотографию, с которой Алиса – с распущенными волосами, двадцатилетняя, – глядит на меня чуть настороженно, словно предвидит, чем кончится наш брак. Я прихожу на кладбище почти каждый день. Возле могилы этой осенью краснела рябина, которую посадил я. Как раз в пределах ограды, которую я же выкрасил небесно-синим. И даже когда над нами нависают серые облака, Алиса все равно видит чистые, безоблачные небеса.

В следующем году я собираюсь поставить здесь скамью.

КОНЕЦ