Татьяна Веденская - Впервые в жизни, или Стереотипы взрослой женщины

– Господи, ты опять! – поморщился Максим. Его лицо было очень даже «говорящим», и Олеся зачастую копировала именно его мимику, стараясь скрыть этот вопиющий факт. Он бы этого не одобрил. У кого-то талант, а у кого-то только один шанс – тренировка, учеба и практика. Олеся хотела успеха. Причем, в общем-то, совершенно любого. Успех позволил бы ей зацепиться и остаться на экране, в кадре или под светом софитов. Актеров было так много, а места на сцене было так мало.

– Я сегодня буду играть бабушку. Надо же мне порепетировать. – Олеся подумала, что Померанцеву куда сложнее, чем ей. Он хочет только определенной славы. Такой, чтобы он не просто был известен, а чтобы был гений, открытие года, чтобы никто никогда ничего подобного.

– Бабушку? Я видел этот спектакль? Это где?

– Молодежный студийный театр. Тебе будет неинтересно.

– Сколько можно бесплатно играть для любительских театров? – скривился Максим. Олеся оторвалась от зеркала, где докривлялась до того, чтобы делать пятачок из собственного носа, и подошла ближе к столу. Она перегнулась через стул и бросила взгляд на лист, упавший со стола на пол. Ее взгляд успел выхватить страннейшую, по ее мнению, фразу.

«…Колючка и Главный склонились над лицом Неизвестного, совали пальцы ему в нос и в рот, рвали волосы и давили ему на глаза…»

– Кто такой Главный? – спросила Олеся самым нейтральным голосом, на который была способна.

– Иди отсюда! – моментально взвился Максим. – Я же просил! Ты не должна мешать, все равно не поймешь!

– Почему ты считаешь, что не пойму? Что именно не пойму? – обиделась Олеся. Она знала, что лучше было бы не читать эту чертову фразу или хотя бы не задавать вопросов, не лезть под руку, не нарушать запретов. Но все это сейчас было так далеко, а она была взбешена этим. Не поймет? Почему это? В институте ей постоянно приходилось читать, читать и читать – сценарии, книги, пьесы. Они ставили Кафку, этюды по Манну, заучивали наизусть длиннющие монологи из творений Аристотеля или Аристофана. Олеся уже не помнила точно, чьи именно, но тогда она читала, и заучивала, и вгрызалась в самые заумные слова.

– Ты всегда так делаешь. Специально, да? Чтобы позлить меня? И чего ты хочешь добиться? Чтобы ушел? – Максим вынул листы из принтера, но они вдруг рассыпались по полу, и он бросился их собирать, а Олеся, действительно назло, подпрыгивала и вырывала куски фраз.

– Я хочу знать, о чем ты пишешь! Что в этом плохого? Ты же уже дописал, так почему не дашь мне читать? Потом книга выйдет, и все равно ее все прочтут! – кричала Олеся, пока Максим лихорадочно запихивал листы в папку.

– Уходи! – крикнул он. – Иди отсюда!

– Ну опять?! – Она отпрыгнула, потому что Максим чуть было не задел ее плечом, проходя мимо нее так, словно бы ее уже тут не было.

– И слышишь – я запрещаю, да, запрещаю тебе читать мою книгу. Даже когда она выйдет. Ты не смеешь. Потому что в тот день, когда ты ее прочтешь, между нами все будет кончено.

– Что? – вытаращилась Олеся. – Из-за того, что я прочту книгу?

– Ничего! Я просто не хочу, чтобы ты это делала. – Максим сощурился. – Это не для тебя написано.

– А для кого?

– Для других людей. Ты все равно не поймешь, не дано. Ты же как попугай повторяешь чужие слова, никогда не понимая их значения. Считай, это такой мой запрет. Заповедь для тебя, моя дорогая Ева. Нарушишь – и я изгоню тебя из Эдема.

– Я тебя ненавижу, – процедила свозь зубы Олеся, а затем развернулась и вышла в коридор.

– Не сомневаюсь. Можешь ненавидеть меня, так даже лучше. Но не смей читать книг. Не читай вообще никаких книг, слышишь?! – Максим кричал вдогонку, а Олеся бежала в ванную комнату, пытаясь заткнуть себе уши.

– Да пошел ты!

– Иди сама, – неожиданно зло отозвался он. – Ненавидит она меня. Какое счастье, что я не приехал на свадьбу. А что, если бы я на тебе женился? Какая была бы проза, боже мой! – Олеся слышала все это, хотя и закрыла уши руками. Слишком тонкие стены.

Впрочем, сколько раз она слышала это в разных вариациях, с модификациями в сторону того, какая у нее посредственная внешность, и какая прилипчивая она, и как он не понимает, что делает тут, рядом с ней в квартире, больше похожей на помойку.

– Я не собираюсь читать твою книжонку!

– Иди, играй свою бабку! Разве тебе не пора в твой отстойный театр?! – Голос Максима раздался очень близко, прямо из-за двери. Он говорил теперь очень, очень спокойно. Олеся открыла дверь и увидела его. Неожиданно полностью одетый и с папкой в руке, он стоял в дверях и смотрел на нее.

– Ты уезжаешь? – Олесин тон моментально изменился, и она тут же пожалела, что вообще затеяла все это. Что бы Померанцев теперь ни ответил, что бы она ни сказала ему, он точно не приедет сегодня домой. Лера это будет или один из миллиона его приятелей, которыми буквально набита Москва – какая разница. Он просто так не спустит того, что Олеся посмела ему наговорить. Она еще только думала об этом, а у нее уже болела голова.

– Только после вас. – Максим улыбнулся с саркастической галантностью.

– Не уезжай. – Лера была наиболее вероятна.

– Олеся, не устраивай сцен. У меня встреча с издателем, – сказал он тем же тоном, каким в свое время пробормотал «ясейчасвернусь». Олеся запаниковала и встала перед ним в проходе.

– А потом ты домой, да? – спросила она, заглядывая ему в глаза. Максим вздохнул, взял ее за талию, поднял и переставил позади себя, чтобы освободить путь.

– Я не буду ничего читать, обещаю, – пробормотала она.

– Это хорошо, потому что, если ты прочитаешь, я сразу уйду, все будет кончено. Про заповедь тебе – это я сказал серьезно, без шуток. И потом, мне совершенно не нужно ни твое мнение, ни твоя поддержка. Зачем тогда тебе напрягаться и читать?

– Почему тебе ничего от меня не надо? Что ты тогда вообще тут делаешь? – Олеся чувствовала, как против воли начинает злиться. Американские горки, с которых никогда не дают сойти на твердую почву. Максим взял ее за подбородок и чмокнул в губы.

– Я люблю, как ты стонешь во время секса. Это мне нравится, – пожал плечами он, закидывая рюкзак за плечо. – Это мне от тебя нужно, больше ничего.

– Я научилась этому на первом курсе. – Олеся проводила взглядом его исчезающую фигуру.

– Что ж, хоть какая-то польза от твоего обучения, – донеслось до нее уже с лестницы. Олеся бросила взгляд на часы. Спектакль начинался в восемь, ехать туда, в эту студию, было не больше получаса. Пока будет идти спектакль, Олеся, в сером пальто с каракулевым воротничком, в вязаном платке, в галошах и варежках, будет почти счастлива, потому что не будет помнить ни о чем. Она будет этой старушкой, повадки которой в свое время подсмотрела частично у бабы Ниндзи, она будет ворчать, будет поливать фальшивый огород из вполне настоящей лейки. Но потом спектакль кончится, а Померанцев не вернется сегодня домой. Только не после такого.