Алекс Савчук - Прутский Декамерон-2, или Бар на колесах

– Только без глупостей, руки перед собой, уголовный розыск.

– Чего вам, ребята? – спросил я, все сразу поняв.

– Руки давай, – повторил он, я исполнил требуемое, после чего на кистях защелкнулись наручники. Сразу стало некомфортно, больно и даже немного обидно, вроде как несправедливо со мной обошлись.

– Товарищи милиционеры, объяснитесь, мы здесь, можно сказать, на рабочем месте находимся. – Я старался говорить спокойно. – Я – материально ответственный, подписывался. Так в чем, собственно, дело?

– Обвинение мы предъявим тебе на месте, в РОВД, – услышал я в ответ. – А пока поедешь с нами.

– Но… я не понимаю.

– Мы тебе скоро все объясним. Иди вперед, к воротам. А ты с ним вместе работаешь? – спросил милиционер Степана.

– Да– а– а… – ответил тот. От растерянности Степа стал заикаться.

– Передайте начальству, что этот товарищ задержан, мы утром на завод перезвоним, сообщим дополнительно.

Сопровождаемый с двух сторон, я пошагал к воротам завода; дорогой спросил:

– Ребята, вы, мне кажется, ошиблись, не того взяли.

– Если ты Савва А-ов, тогда ошибки нет.

– Я это, я, только не понимаю, что происходит…

Ответа не последовало.

За воротами нас ожидала машина – простой «жигуленок». Один из сопровождавших сел за руль, другой со мной рядом сзади. Ехали мы довольно долго, пока не приехали к обычному в два этажа отделению милиции. В тесном прокуренном кабинете, где из мебели был только стол со стульями и сейф в углу, со мной остался один из милиционеров, другой сразу ушел.

– Снимите товарищ… офицер наручники, – попросил я.

– Гражданин капитан, – поправил меня милиционер.

– А мне нравится слово «товарищ». Снимите, я бежать не собираюсь.

– Кто тебя знает. Посиди пока что так.

Я сидел на жестком стуле, руки сковывали нелепые наручники, свет от сильной настольной лампы бил мне в лицо, оставляя моего собеседника в тени, и я отвечал на многочисленные вопросы, – все было как в кинофильмах про преступников или шпионов, но, как ни странно, – страха не было совсем.

«Наверное, – подумал я, – вот так же как я сейчас, себя чувствуют закоренелые преступники – не терзаясь муками совести, и пребывая в полной уверенности, что они правы».

Я рассказал капитану все, что делал с первой минуты своего появления в Грузии, вспомнил каждый свой шаг на заводе, поведал, как изо дня в день наблюдал за соревнованиями по дзюдо, перечислил десятка два фамилий известных грузинских дзюдоистов (хотел этим капитану понравиться), сказал также, чем занимался на базе после просмотра соревнований, что ел, с кем общался, во что был в это время одет, повторил каждое слово, перемолвленное с напарником, но насчет Мирчи, до которого в нашей беседе очередь дошла лишь часа через полтора, ничего не мог сообщить товарищу следователю.

Да, слегка повздорили, да, толкнул его (но ведь не ударил), а после того и до самого дня его отъезда, то есть до понедельника утром, и в глаза не видел.

– Может, он и получил от кого-то по морде, товарищ капитан, – поделился я с милиционером. – Так это из-за своего плохого характера. Между нами скажу – говно человек.

– Вы же здесь земляки, и находитесь в чужой республике, как ты можешь так говорить? – усмехнувшись, спросил капитан.

– Да рад бы по-хорошему, даже по-братски с ним общаться, но, к сожалению, могу лишь повторить: Мирча – плохой человек, и к тому же конфликтный.

Капитана к утру сменил старший лейтенант – тот самый, молодой полный парень, что арестовывал меня с ним вместе накануне вечером. Я к этому часу ужасно устал, болела задница, спина, ныли руки. Милиционер рассказал мне о том, что именно произошло с Мирчей, которого, по счастливой для него случайности, вагонные воры обнаружили и отвязали, при этом, правда, все деньги – сумму немалую, несколько тысяч рублей – отобрали, включая часы и прочие ценности. Я, пожалуй, мог бы милиционеру кое о чем и поподробнее рассказать, исключая, правда, пункт насчет отъема денег, но предпочел выслушать, удивляясь, вздыхая и даже местами негромко вскрикивая в притворном ужасе.

Часов в девять утра разочарованный следователь отправил меня в камеру.

– За што тибя, землиак, забрали? – спросил меня добродушный толстяк, уже находившийся там ранее; кроме нас с ним в камере было еще двое жутко пахнущих мужиков, на вид просто бомжей.

– Убийство, говорят, – равнодушно ответил я. – Перепутали меня с кем-то.

– Понятно… – Затем уважительно протянул руку: Резо. – Познакомились.

После этого никто мне не мешал, и я, сидя на нарах, даже подремал немного. В обед покормили какой-то кашей с лепешкой и чаем, к вечеру допросы возобновились, а к ночи я опять был в камере. Ночь прошла спокойно, только под самое утро меня кто-то грубо толкнул и разбудил. Я открыл глаза. И сразу почувствовал опасность.

Незнакомый верзила, весь волосатый, как горилла, с наколками на руках, стоял надо мной в расхлябистой позе и насмешливо улыбался:

– Ти кто? – Рука его потянулась… к моему горлу.

– Я… я человек, – ответил я, напрягаясь, собираясь дать ему отпор.

– Ти? Человек? – издевательским тоном переспросил он. – Откуда?

– Из Молдавии я. Борец. С соревнований, – соврал я. – Дзюдо слышал? Турнир международный.

– Я слишал? – прогундосил он. – Я слишал?! Моя фамилия Нижерадзе, ты, скажи, знаешь такую?

– Да, я знаком заочно, по газетам с Джибило Нижерадзе, – бодро воскликнул я. – красавец мужчина, отличный борец, всех победил. Это не ты случайно?

– Он мой брат, – сказал верзила гордо. Затем добавил: – Троюродный. А ты чито, боролся сейчас в турнире?

– Боролся, – не сморгнув глазом, ответил я.

– Ну и как?

– Проиграл. Кому-то из ваших ребят, грузин.

– Ха, молдован, будь ти даже чемпион мира, ти не мог в этом городе выиграть.

Резо подошел к верзиле и что-то зашептал на ухо по-грузински.

Тот в удивлении уставился на меня:

– Тибя за убийство закрыли?

– Ошиблись, случается, – оглядевшись по сторонам, доверительно сообщил ему я.

– А– а, бивает, брат, бивает, – верзила покачал головой, тон его голоса изменился, подобрел. – Ти его по ошибке убил, ха– ха– ха.

После этого разговора меня больше не беспокоили. А утром следующего дня все неожиданно кончилось: мне вернули документы, деньги, и капитан сказал:

– Если бы ты знал, молдаван, как мне с тобой возиться надоело.

– Ну так и отпустите меня, я же ничего не сделал. Я у вас что, магазин ограбил и не признаюсь?

– Тогда было бы гораздо проще, – усмехнулся капитан. – По печени пару раз бы получил и готово – ты наш, и все расскажешь как миленький. А тут дело посложнее. Теперь пусть с Мирчей этим, то есть с вами обоими, ваши молдаване разбираются. Я устал. Только скажи честно, уже все равно я тебя почти отпустил.