Мерил Сойер - Последняя ночь

«Кентукки, должно быть, выглядит так же», – думала Дана всякий раз, когда подъезжала к Макавао. Белые деревянные изгороди вокруг пастбища со сверкающей голубовато-изумрудной травой, лошади, стада коров – сельская идиллия. Высокие деревья и холмы скрывали океан, и только запах моря, доносимый ветром, напоминал Дане, что она находится не в Кентукки, а на Гавайях.

Здесь трудно было даже представить, что всего в тридцати минутах езды отсюда начинается зона паломничества туристов – пляжи и шикарные гостиницы. Здесь все было иначе. Время текло медленно и спокойно, и весь остальной мир был так далеко, что будто его не было вовсе. Многие семьи жили в старых Домах, доставшихся им по наследству от предков, поселившихся здесь многие поколения назад.

Кроме фермеров, в этом районе острова жили художники, чьи студии прятались за буйной растительностью вдоль дорог, мало пригодных для езды на автомобиле. С начала семидесятых здесь стали селиться бродяги и бездомные, которые группами обустраивались в зарослях папоротников. Район в глубине острова оказался облюбован и еще одной категорией людей: прорицателями, экстрасенсами и прочими шарлатанами. Они вывешивали на воротах перед своими домами написанные от руки объявления: «Гадаю на картах и по руке» – или: «Спиритические сеансы». Сообщали о чудодейственных вулканических кристаллах, которые могли излечить от любой хвори.

– Ванесса, значит, ты собираешься уехать? – Дана решила перейти к обсуждению насущных проблем. Если за угрозами стоит Большой Папа, то это может означать только одно: он уже каким-то образом умудрился пронюхать о планах Ванессы. И это он послал ей окровавленный нож как предупреждение – мол, сиди тихо и не рыпайся.

– Да. Я хочу улететь в Гонолулу вместе с тобой.

– Вспомни нож и записку, о которых я тебе рассказывала.

– Надеюсь, ты расценила все это как шутку.

– Погоди, ты же сама говорила мне, что их мог послать Большой Папа?

– Забудь об этом. Я сказала тогда первое, что пришло мне в голову. Поверь, никто ничего не знает, кроме нас двоих.

Дана глубоко вздохнула. Господи, иногда Ванесса была невероятно упряма.

– Нож как две капли воды похож на тот, который был у Хэнка. Кто-то знает о том, что там произошло.

– Ну, я, по крайней мере, никому ничего не говорила.

Ванесса свернула на боковую дорожку с электронными воротами и большим оранжевыми буквами «Капу». В древности на островах это означало «запрещено – табу», но в наши дни повсюду понималось проще – «убирайся».

Дана подумала, что старое значение слова очень подходит для ранчо Кольтрана. Она считала, что здесь таится что-то зловещее. Место было ошеломляюще прекрасным, не сравнить со многими излюбленными туристами уголками этого острова, но Дана почему-то никогда не чувствовала себя здесь уютно. Более того, чем чаще она приезжала, тем большую тревогу испытывала.

Ванесса нажала кнопку дистанционного управления, и створки ворот бесшумно поехали в разные стороны, открывая проезд. Огромный указатель возвещал о том, что вы попали на ранчо Кау. Ниже была изображена эмблема – бык с гирляндой из орхидей на шее. Бык выглядел таким довольным, что никто бы и не подумал, глядя на него, что весь скот, выращиваемый Кольтранами, идет на бойню.

Когда Дана впервые попала сюда, она поинтересовалась у Большого Папы, что означает «кау», он ответил: «Король!» Официально ранчо именовалось «Кольтран Ранчо», пока Большой Папа не переименовал его в «Ранчо Кау». Такое название ему нравилось больше.

Кольтран чувствовал себя королем и ощущал ностальгию по старым временам, когда белые колонизаторы правили на островах подобно феодальным князькам. Он стремился возродить старые порядки если не на всех островах, то хотя бы в своих обширных владениях. Много позже подруга Даны адвокат Гвен Сихида сказала ей, что «кау» означает «королевская акула». На Гавайях местные божества представали в образе акул, а главное из них – Кау, было самым непредсказуемым, вероломным и опасным. Ну что ж, «Ранчо королевской акулы» – и эффектно, и исчерпывающе характеризует хозяина. Браво, Кольтран!

– Ванесса, я наняла адвоката, чтобы он представлял нас… на тот случай, если… Мы должны быть готовы принять вызов Кольтранов, и без помощи хорошего адвоката нам не обойтись.

– Ты лучше меня знаешь, что надо делать, – произнесла Ванесса. Трудно поверить, что всего лишь несколько лет назад их роли были прямо противоположны.

– Ты мне все рассказала о Кольтранах? Сейчас важна каждая мелочь.

– Нет. Иногда… не знаю, как это тебе сказать… Понимаешь, иногда Большой Папа узнает о каких-то вещах задолго до того, как ему об этом скажут. Он в курсе всех последних новостей и сплетен. Я стараюсь не разговаривать по телефону – мне кажется, он подслушивает.

Появилась главная усадьба – современное здание, возведенное на холме. По обеим сторонам его стояли коттеджи для гостей. Все жилые здания фасадом выходили к морю, которое манило издалека зеркальными бликами полуденного солнца, скользящего по его поверхности. За деревьями по обеим сторонам аллеи прятались конюшни и загоны для скота. А рядом с громадной ригой располагался барак, в котором жили ковбои – скотоводы. Подобные жилища строились в гавайском традиционном стиле – из побеленного дерева, отражающего солнечные лучи, с громадными окнами и щелястыми ставнями, пропускающими прохладу пассатов.

Главная усадьба была защищена от солнца палисандровыми деревьями и листьями гигантских папоротников, настолько высоких, что они закрывали крышу дома. В их тени уютно расположились редко посаженные кусты алых орхидей и синие островки лаванды. Арочный мостик через пруд вел прямо к двойным тяжелым дверям из полированного тисового дерева.

Эвстаси, домоправительница, которая вела хозяйство после смерти жены Большого Папы, приветствовала их на пороге с привычно угрюмым выражением лица. Одинаковая и в ширину, и в высоту женщина была одета в униформу ранчо Кау: лиловое муму — просторное женское домашнее платье на Гавайях – с рисунком из белых орхидей. Эвстаси сопровождали слуги, которые взяли вещи Даны.

Внутри дом представлял собой анфиладу громадных комнат с куполообразными потолками и огромными окнами, возвышающимися на два этажа вверх над мраморными полами. Они обеспечивали в доме блаженную прохладу и казались продолжением сказочного пейзажа. В погожие дни – а они стояли практически круглый год – стекла задвигались в специальные ниши в стене, освобождая путь легкому бризу, пришедшему с зеленых долин. В особых стеклянных витринах хранились древние фигурки, изготовленные здесь, на Гавайях, местными мастерами. Это было так давно, что теперь каменные изображения богов и бытовых сцен назывались произведениями искусства и ценились необычайно дорого. Коллекцию начинал собирать еще прадедушка хозяина дома.