Мораг Прунти - Рецепты идеального брака

Дорин приехала рано вечером, и возникла неловкость. Не между ней и Дэном, а, по каким-то странным причинам, между мной и ею.

Наверное, оттого, что мы почти не виделись со дня моей свадьбы, я не могла избавиться от чувства, что Дэн стал возмутителем спокойного течения моей дружбы с Дорин. Невинным и невольным.

— Это все довольно неожиданно, — такой была первая фраза Дорин, когда она вошла на кухню и взяла в руки расписанный цветами молочный кувшин, который я спасла из обширной и довольной разномастной коллекции Эйлин.

— Кувшин или кухня? — спросила я, не особенно желая узнать ответ.

— На этот вопрос есть правильный ответ?

Мы обменялись сардоническими ухмылками, но моя была — от недостатка согласия, а ее — от нехватки юмора.

Раньше мы общались на тайном языке едкого юмора. То, что мы перенимали его друг от друга, свидетельствовало о нашей близости. Я внезапно почувствовала, что юмор пропал, осталась одна едкость.

Может быть, я переживала кризис переоценки самой себя. И я не хотела, чтобы мой дом был «неожиданным», я не была готова противопоставить что-то острой и стильной оценке Дорин.

Поэтому я больше не спрашивала, а занялась приготовлением ужина: лишь чуть-чуть жирная карбонара с жареным чесноком и пармской ветчиной и свежий салат из сада. Дэн то входил на кухню, то выходил из нее и один раз наградил меня словами:

— Вкусно пахнет, детка.

Дорин подняла глаза к потолку, и мне тут же стала очевидна вся наша деревенская «домашность», даже несмотря на то, что это приятное общение стало для нас незначительным прорывом. За исключением этого короткого момента, в течение первых нескольких часов Дэн старался держаться от нас подальше, пока Дорин развлекала меня сплетнями о друзьях и коллегах. Когда Дэн присоединился к нам во время ужина, она выдала пару непристойных анекдотов, придуманных специально для того, чтобы смутить его и прогнать из-за стола. Что ей удалось.

— Счастливый брак, а? — сострила она, когда Дэн, извинившись, пошел на встречу с Джерри, чтобы выпить с ним пива.

Я не осознавала, что у меня есть потребность выговориться, пока передо мной не оказалась моя лучшая подруга, задающая мне вопрос. И из меня полилось: моя неуверенность по поводу Дэна, поцелуи с Анжело, Ронаном, как я все разрушила и теперь просто хотела, чтобы у меня был нормальный брак. Было хорошо оттого, что я могла открыто все это высказать, и я осознала, как много я держала в себе последние несколько месяцев. Дорин мудро кивала, пока я все это рассказывала, и ее лицо было полно подлинного участия. Пока я говорила, она открыла еще одну бутылку вина и продолжала нам подливать. Я всегда отвечаю за еду, а она за выпивку. Это казалось старым и знакомым. Безопасным.

Когда я закончила, Дорин подошла ко мне и взяла меня за руку. Ее рука была маленькой и мягкой, будто тесто, нанесенное на ее длинные наманикюренные пальцы.

— Ты хочешь знать, что я думаю, Тресса?

После того как прошло облегчение от моей исповеди, я внезапно увидела, что Дорин напилась. Она пила, пока я рассказывала. Теперь настал ее черед демонстрировать свои чувства. И инстинктивно я знала: я не хочу слышать ее признания. Но, до того как я пришла в себя, чтобы прокричать: «НЕТ!», — Дорин успела сказать:

— Тебе нужно уйти от него.

Я быстро отстранилась от нее, но не физически. Дорин в пьяном угаре обхватила мои руки и выложила все, что хотела мне сказать с того самого дня, когда я объявила, что собираюсь выйти замуж за Дэна. Все, что я не хотела слышать. Все, чего я сама боялась, потому что оно могло оказаться правдой.

Дэн был недостаточно хорош для меня. Он не был «тем единственным». Мне не надо было сомневаться. Сомнения плохи — они означают, что ты сделала неправильный выбор. Мне не нужно было «оседать». Не было необходимости идти на компромисс, мне нужно больше уважать себя. Мне не было еще сорока, было полно времени. Мне необходимо прислушаться к своим глубинным инстинктам и уйти от Дэна сейчас. Ронан оказался мерзавцем, но были ведь и другие Ронаны, которые могли заставить мое сердце биться быстрее, а желудок сжиматься. Я этого достойна. Я — страстная женщина… бла-бла-бла… заслуживаю человека, который удовлетворял бы всем моим запросам… бла-бла-бла… мы должны быть безумно влюблены, родственные души… бла-бла-бла.

Когда Дорин все это начала, я испугалась. Я подумала: не могу я это слушать, это слишком ранит. Но, по мере того как она продолжала, я осознала — она не задевает моих чувств. И потом я подумала: «На самом деле, Дорин, это чушь собачья». Мне нужен Дэн, я хочу его, я заслуживаю его. Потому что внезапно я поняла, что любовь, жизнь и брак гораздо проще этого всепоглощающего, исступленного желания идеального мужчины. Я хочу, я нуждаюсь, я заслуживаю того, чтобы меня любили. Разве не все этого заслуживают? И Дэн любит меня. Он заслуживает взаимности, и я стараюсь. Это не всегда легко, потому что по природе меня привлекают обаятельные, неприступные засранцы. Но внезапно, когда я поняла, что меня любит хороший человек, и когда я была так близка к тому, чтобы утратить его любовь, я излечилась от этого наваждения. Может быть, так изменилось мое природное пристрастие к опасным мужчинам, или, может быть, это была более зрелая любовь. И стала бы я себя уважать, если бы погналась за идеальным мужчиной и встала бы возле бара на Манхэттене, ожидая, когда какой-нибудь голливудский ловелас обратит на меня внимание?

В конце концов, мистер Правильный чувствует себя правильно только до тех пор, пока не сделает что-то неправильно.

Я дала Дорин закончить, а потом разочаровала ее, сказав, что устала и что пора спать. Она не стала с трагическим видом паковать вещи. Она осушила свой стакан и потрепала меня по руке, как будто хотела сказать: «Иди поспи, девочка, я знаю, что ты все сделаешь правильно».

Дэн пришел поздно и повалился на кровать. Он выпил лишнего и забыл, что ненавидит меня, поэтому мы устало, лениво, привычно занялись любовью. Потом он отстранился от меня и протянул руку, чтобы подтянуть меня поближе, но я переложила руку обратно ему на живот, откинулась назад и посмотрела, как его широкие мускулистые плечи медленно поднимаются в такт тяжелому ритму его сонного дыхания.

— Я люблю тебя, — сказал Дэн и заснул окончательно.

— Я тоже тебя люблю.

Он всегда говорил это первым. Я всегда думала, что на мне это отрицательно сказывается. Теперь мне кажется, что, может быть, просто такие мы есть.

Иногда любовь проявляется не в том, что ты говоришь, а в том, чего ты не говоришь, а Дэн не говорил ничего.

— Я хочу сказать, Дэн, как ты можешь говорить, что никогда не слышал о Уильяме Фолкнере. Это же смешно!

Был субботний обед, погода была хорошей, поэтому мы с Дорин потягивали «Пиммс» в саду за домом. Дэн пил пиво, ему было жарко, поэтому он снял рубашку. Дорин осознала, что я не собираюсь следовать ее совету, и снова вернулась к своему прежнему мнению о моем муже — «глупый, но милый».