Мораг Прунти - Рецепты идеального брака

Когда Ниам приехала, чтобы побыть с Джеймсом это время, мы ссорились. Она хотела заботиться о нем, а я ей не давала. Ниам назвала меня «упрямой старой стервой». Я никогда не говорила дочери, что Джеймс считал, что он — ее герой. Он бы не смог вынести, если бы Ниам увидела его таким ничтожным.

— Почитай ему, — говорила я.

Ниам никогда не видела Джеймса грязным или когда ему было больно. Сейчас я спрашиваю себя, а была ли я права, когда защищала ее от правды. Возможно, я должна была довериться той глубокой связи, которая между ними существовала, силе ее характера и заведенному порядку, когда ребенок хоронит своих родителей.

Я гадаю, будет ли Ниам здесь, чтобы нянчиться со мной, когда придет мое время. И кто утешит меня в конце моей жизни.

Говорят, ты становишься по-настоящему зрелым только тогда, когда теряешь обоих родителей. Но смерть спутника жизни говорит о неминуемости твоей собственной смерти. К этому невозможно быть готовым.

Джеймс все время говорил: «Я умираю, я умираю», а я постоянно закрывала ему рот.

— Я не боюсь, — как-то раз сказал он. — У меня в душе мир. Я только хочу знать, что с тобой все будет в порядке. Бернардина…

До самого конца, даже в сладких, вызванных морфием снах, даже в муках Джеймс называл меня по имени «Бернардина», как будто обращаясь ко мне в молитвах. Великая любовь его жизни.

Так мы прожили год: я следила за ним настолько тщательно, что уже не могла его видеть. Я видела только отдельные детали, вроде чистой кожи, когда меняла ему белье, больные глаза, которые нужно было промывать, рот, раздираемый беззвучным криком, когда действие морфия заканчивалось. Я брила Джеймса, мыла, подстригала ему волосы и ногти. Я меняла ему простыни каждые два дня, а пижаму каждый день. Когда приходили люди, я надевала на него рубашку с галстуком и покрывала постель фоксфордскими твидовыми пледами, чтобы сгладить образ обнаженного человека, прикованного к постели. Я проветривала его комнату и заполняла ее цветами, я изгоняла из нашего дома запах смерти.

Ты можешь изучать смерть, можешь говорить о ней, можешь знать, что это случиться, но ничто не может тебя к ней подготовить. Так что ты можешь сказать себе, что с тем же успехом останешься неподготовленной.

Когда ты заботишься об умирающем, ты не замечаешь те вещи, которые так отчаянно хочешь запомнить после того, как его не станет: шепот его голоса в молитве; руку, которая хватается за тебя; глаза, которые на тебя смотрят; то, как его грудь поднимается и опускается в такт дыханию. Жизнь от начала до конца является чередой маленьких чудес, которые ты можешь заметить только тогда, когда кого-то не станет. Когда ты понимаешь, что это за чудо, ты жалеешь, что не смотрела внимательнее, не берегла сокровище самой жизни — способность общаться, видеть, просто дышать.

Ты сожалеешь о том, что потратила так много времени, желая большего.

Чертов Джерри.

Я не могла с ним связаться. У этого ненормального старого хиппи есть мобильный телефон, но он не умеет им пользоваться. Я не могла дозвониться до Лонгвилль авеню, мобильный Дэна был отключен, а улететь я могла только рейсом местной авиакомпании, а в их самолете не было телефона.

Я была в такой панике, что даже не додумалась позвонить свекрови. Я не представляла, что произошло, и не знала даже, жив ли Дэн. Упал ли он с этого проклятого мотоцикла, или решил перестелить покрытие на крыше, как уже несколько недель грозился, или, упаси Боже, у него на работе случилось что-то с электричеством. Пожалуйста, пусть только его не ударило током.

Так или иначе, что это значит — «несчастный случай»? Это могло означать, что он погиб. В фильмах говорят: «Произошел несчастный случай». Нет. Когда кто-то погибает, говорят: «Произошел ужасный несчастный случай». Он ведь не умер, правда? Нет, Джерри, конечно, сказал бы. Или нет. Такие сообщения администрации отеля не оставляют. «Ваш муж умер. Пожалуйста, позвоните домой».

Если бы случилось что-то по-настоящему серьезное, Джерри сказал бы администратору, и мое выступление прервали бы.

Я вызвала стюарда и заказала четыре стакана виски. Я выпила их один за другим и немного успокоилась.

Через пять минут я проснулась от легкого толчка, когда почти пустой самолет приземлился. Когда я подходила к стоянке такси, у меня стучало в голове, а когда я увидела извивающуюся очередь, сердце у меня заколотилось так, что я думала, не упаду ли я в обморок в довершение ко всему. Оказавшись в такси, я не знала, куда поехать. В больницу, но в какую? Этот несчастный случай произошел дома или на Манхэттене? В любом случае, я решила сначала поехать домой.

У меня так дрожали руки, что я еле смогла вставить ключ в замок. Ослабев от страха, я ввалилась внутрь и пошла к задней части дома. Если бы была записка, она лежала бы на кухонном столе. В комнате слева слышался негромкий разговор, поэтому я толкнула дверь в гостиную и вошла внутрь.

Телевизор был включен, а Дэн спал на диване. Его голова была откинута, а из его рта доносился здоровый пьяный мужской храп. Одно из моих лучших лоскутных покрывал было подсунуто ему под шею, и в обстановке холостяцкого беспорядка оно выглядело неуместно. Вокруг валились три коробки из-под пиццы «Домино», гора жестянок из-под пива «Бадвайзер», а в пепельнице была пара недокуренных сигарет.

Я загорелась неправедным гневом.

— Какого черта здесь происходит! — закричала я.

Дэн в шоке вскочил, а затем согнулся от боли. Когда с него слетело одеяло, я увидела, что рука у него на перевязи.

— Ой!

— Я думала, что ты УМЕР!

Он был как будто бы раздосадован и пристраивал свою ушибленную руку поудобнее.

— Извини, что разочаровал тебя!

Я почувствовала, что позади меня завозился Джерри, и напустилась на него как фурия, прежде чем он успел ретироваться.

— А тебе придется, черт побери, кое-что мне объяснить…

— Прости, Тресс, клянусь, я пытался дозвониться до тебя еще раз, но телефонная будка в больнице была занята, а мой мобильный вырубился и…

Я в жизни так не злилась. Я дошла до ручки.

— Не вини Джерри, детка, это моя вина. Я отвлекся от дороги на секунду, а потом там кусок дерева подвернулся, или что-то вроде того…

— В следующую минуту — бум, он падает, а я за ним, и — бах!

— И я упал на бок, и следующее, что я помню…

— ЗАТКНИТЕСЬ, ВЫ ОБА!

Мой голос превратился в рев, я сама его не узнавала.

— У вас обоих большие неприятности.

Я схватила Дэна и заметила, как он нахально по-мальчишески подмигнул Джерри, и тогда впервые с того момента, когда я вошла, я осознала, что они оба изрядно пьяны. Это меня добило. Не помню, что я сказала потом, но я помню, что это был кипящий поток сознания, содержавший ссылки на то, что я — не его мать, что они оба, как дети, что я — очень важная персона, которой не нравится, когда ее безо всякой на то причины заставляют тащиться через всю страну, и что я всегда говорила: этот чертов мотоцикл — машина смерти, и Дэн больше никогда на него не сядет. Больше никогда.