Татьяна Дубровина - Все или ничего

И такой же страх заставил теперь сбросить ненужную, надуманную шелуху непонимания, ревности, оскорбленного самолюбия… Страх освободил, пробудил с новой силой эту любовь.

Главное, чтобы она была жива! Остальное мелко и ничтожно!

Он затолкал Петьку в машину, и тот с несчастным, перепуганным видом замер на заднем сиденье, чувствуя себя виноватым в грозящей Ирине опасности…

Все-таки Ирина и Владимир были в чем-то похожи. Она сначала действовала, а потом раздумывала — и он тоже сперва понесся по московским улицам на полной скорости, а потом уже стал уточнять у Петьки, куда, собственно, следует держать путь.

К счастью, он прекрасно знал Подмосковье, поэтому на сбивчивый Петькин рассказ отреагировал моментально:

— Не Загорск, а Загорянка. Там поворот с Медвежьих озер. И воинская часть есть. У Розенбаума в Загорянке дача.

Им не пришлось блуждать и путаться, как Ирине, — они ехали наверняка.

Как раз мимо промелькнул высокий бетонный забор воинской части, и Владимир подумал, что надо бы притормозить и расспросить прохожих о парнях на мотоцикле…

Он уже приготовился нажать на тормоз, но замешкался, поправляя сползающий с ноги домашний шлепанец…

И тут из проулка вылетела огненная молния… Ярко-красное пятно с трепещущими на ветру рыжими сполохами мелькнуло перед глазами…

Владимир в последний момент машинально вдавил педаль тормоза до отказа.

Он еще ничего не успел понять, да и предпринять что-либо вряд ли успел бы, потому что раздался оглушительный визг, скрежет… огненное пятно метнулось наперерез… И раздался удар.

Слава Богу, что за долю секунды до столкновения Владимир сумел вывернуть до отказа руль. «Сааб» вильнул, скатился с узкой дороги и затих на обочине.

А перед глазами снова возникла картина, которую Владимир так старался забыть: мигающий глазок светофора… и залитый кровью мотоциклист на асфальте… Вернее, мотоциклистка… Сошедшая с полотен Возрождения… разметавшая по грязной мостовой свои золотые волосы…

Кажется, он закричал…

Или это кричал Петька, вцепившийся в подголовник его кресла? Пронзительно, с леденящим душу ужасом… прямо в ухо…

— Стой! Сто-ой! — отчаянно верещал он, хотя машина и так уже стояла…

Владимир пулей выскочил из кабины и бросился к месту столкновения, ожидая увидеть самое страшное.

Ослепительное солнце резануло по глазам после тенистого полумрака деревенской улочки…

И это солнце вдруг резко увеличилось в размерах, стремительно надвинулось на нее огромным золотистым шаром…

А она летела прямо на него, как глупый, безрассудный мотылек к огню, чувствуя, что сейчас сгорит…

Солнце поглотило ее…

Оно оказалось не обжигающим, а жестким и холодным…

Ирина зажмурилась, отчаянно вцепилась в рукоятки руля… и полетела прочь от него, преодолевая его гибельное, неотвратимое притяжение.

Лежащая на боку «хонда»…

Солнечные блики, отражающиеся от блестящего металла…

Длинная темная извилистая черта тормозной полосы…

Ирина…

Она сидела посреди дороги и внимательно рассматривала правую коленку. Ярко-красная майка обтягивала плечи, а рыжие волосы спутанной гривой падали на лоб, мешая смотреть…

Ирина откинула их тыльной стороной ладони и, прищурившись, глянула на Владимира.

Он стоял против света, и после слепящего солнца его фигура казалась ей просто расплывчатым темным пятном.

— Черт… — как ни в чем не бывало сказала она. — Джинсы порвала…

Лихачка! Сумасбродка! Сорвиголова!

Владимир, не помня себя от радости, подхватил ее, приподнял над землей, прижал к груди…

— Иришка… Солнышко… — бессвязно бормотал он. — Ты жива…

— Конечно, жива, — удивленно сказала она. — Осторожнее, я локоть содрала…

Он нашел этот поцарапанный локоток и покрыл его поцелуями…

— А почему ты в домашних тапочках? — спросила Ирина. — У тебя здесь дача?

Вместо ответа Владимир молча взял ее на руки и понес к машине.

Почему я не удивляюсь? Словно все происходит именно так, как должно быть… Только позже на полгода…

Это судьба немного ошиблась, поторопилась столкнуть нас на роковом повороте в День смеха, в тот день, когда мне исполнилось ровно двадцать…

Это просто насмешка… Шутка такая… Судьба любит подшутить над людьми…

Или же фортуна все рассчитала верно, а это мы, глупцы, не поняли сразу, для чего она свела нас в одно время и в одной точке?

Нет… Я не должна была лежать, как гусеница в коконе, в этом противном гипсовом саркофаге. И ни крови, ни боли, ни разочарований не должно было быть…

Первого апреля мне было предназначено просто ушибить коленку. А светловолосому великану надо было просто выйти из машины, подхватить меня на руки и понести… Так, как сейчас…

И все было бы решено сразу — раз и навсегда…

А может быть, это у меня в голове все перепуталось… И за те мгновения, пока я летела навстречу золотому огромному солнцу, мне показалось, что прошло целых полгода. А на самом деле сегодня первое апреля, и я именинница, и столкновение оказалось роковым в самом лучшем смысле этого слова…

Да, это мой подарок на двадцатилетие, щедрый, царский, великолепный…

Мой единственный… И большего я уже просто не могу пожелать…

Владимир не позволил ей оседлать Мотю.

Ирина вела «сааб», с озорным удовольствием поглядывая в боковое зеркало… В нем отражался Владимир, мчавшийся вслед на ее «хонде».

Как уморительно он выглядел на изящной Мотеньке! Массивный великан, решивший покататься на детской игрушке… Да еще в дорогом деловом костюме… и в мягких шлепанцах…

Ирина коротко бибикнула, и Владимир тут же посигналил в ответ.

Петька сидел рядом с ней и все еще обиженно косился на Ирину. В его душе боролись противоречивые чувства — непримиримость к ее предательству, радость от того, что она жива и невредима, и гордость за то, что у него теперь есть такая отважная подруга…

— Кончай дуться, — подмигнула ему Ирина.

Петька независимо дернул плечом, словно хотел показать, что выше всяких обид, недостойных настоящего мужчины.

Ему не терпелось узнать, как прошла Иринина встреча с парнями. Судя по тому, что она неслась обратно на своей «хонде», счет оказался в ее пользу…

Ирина не стала томить его и рассказала о переломанном Лехе, до смерти боявшемся своей розовощекой хлопотливой бабули. Да еще показала в лицах, сдабривая язвительными, уморительными комментариями.

Петька хохотал до слез.

Он больше не испытывал ревности к этой нахальной рыжей, которая, судя по всему, вполне может стать ему мачехой…

Петя был мальчиком наблюдательным и прекрасно видел, как отец прижимал к сердцу эту мушкетершу, и как она льнула к нему, и какие отрешенные от всего и несказанно счастливые были у них лица… Они ничего вокруг не замечали… и губы их сами тянулись друг к другу… А потом оба одновременно увидели Петьку, удивились, что он здесь, и отпрянули в стороны…