Татьяна Дубровина - Все или ничего

А падчерица милостиво подставила ему щеку для поцелуя. Тут и Людмила Витальевна спохватилась и принялась покрывать дочь бурными поцелуями, оставляя на ее личике яркие пятна губной помады.

Но самые темпераментные восторги вызвали привезенные молодой четой подарки: норковая шуба для сибирских холодов, канадский пуховик для Стива и японский органайзер с усовершенствованной программой перевода с русского на английский и обратно.

Ну, теперь-то Стив будет щелкать свои заказы как семечки!

А Людмила Витальевна немедленно помчалась примерять перед зеркалом новый строгий костюм деловой женщины…

Ничего не скажешь — дорого, элегантно… но… Она сразу стала казаться старше…

А ведь зятек всего-то лет на пять ее младше… Ох, горько…

Но они кричали за столом:

— Горько!

Все как положено на семейном торжестве…

Вот только прыщавый подросток теперь что же, Ирине пасынок? А ей внук? В ее-то годы?! Ох…

— Горько!

Отобедав, Ирина вдруг засобиралась.

— Извини, мамочка, мы ведь ненадолго. У Володи много работы. Надо еще и отца навестить.

— Отца?! — мучительно скривилась Людмила Владимировна. — Ищи его свищи! Он опять на заимку подался. Леший! Совсем человеческий облик потерял!

Сердце у Ирины больно екнуло. Что с ним?

— Ничего! — решительно заявила она. — Поедем на заимку!

Через управляющего Красноярским банком Владимир с легкостью договорился и о выделении вездехода, и о проводнике из охотхозяйства.

Петька в брезентовой штормовке и высоких сапогах с удовольствием трясся в кабине вездехода по глухой таежной дороге. Его разморило. Он то засыпал, то просыпался… А Ирина по ходу высовывалась в люк, постоянно тормоша Владимира:

— Смотри, смотри! Вот этот поворот! Мы с папой здесь белку подстрелили! А в том ручье я ружье утопила… Ух, он ругался!

Вездеход остановился.

— Дальше за мной, — скомандовал проводник.

Он выдал каждому густую сетку, облепляющую лицо. Вокруг с тонким звоном кружились комары и мелкий таежный гнус.

Еще несколько часов им пришлось идти по едва приметной тропинке, то продираясь сквозь чащобу, то проваливаясь по колено в чавкающую обманчиво зеленую травку, маскирующую трясину…

Честно говоря, Петьке уже переставала нравиться эта хваленая тайга… Мошка так и норовит забраться под сетку… сапоги натерли ноги… и так растрясло в этом вездеходе, что до сих пор качает…

А Ирина наслаждалась каждым шагом.

Здесь все пахнет детством… Эти места снились ей в чужой заснеженной Москве, когда она съеживалась под интернатским одеялом… А она просыпалась и плакала оттого, что это всего лишь сон…

Дальняя заимка. В ту пору отец не брал ее сюда, слишком долгий и опасный переход…

Она покосилась на Петьку.

— Держись, немного осталось, — ободряюще шепнула она.

— Да я как огурчик! — преувеличенно бодро отозвался он.

Не хватало, чтобы еще девчонка его утешала!

На таежной поляне стояла рубленая избушка. Из приземистой трубы шел дымок. А на поперечных перекладинах у крыльца висели длинные гирлянды отборных белых грибов.

Они были нанизаны, как бусы, шляпки целиком с ножками, и аромат от них был покруче, чем от соуса «Кнорр»…

Еще у крыльца стояли огромные дубовые бочки с солеными груздями, моченой морошкой и еще какими-то неизвестными Петьке ягодами сине-голубого цвета…

А на крыльце стоял высокий мужчина с наброшенным на лицо капюшоном поношенной куртки, в грязных сапогах, гораздо выше колен и с рыжей, торчащей вперед бородой…

Прищурившись, он смотрел на приближающуюся процессию и недвусмысленно сжимал в руке берданку.

Ирина увидела рыжую бороду… и какая-то неведомая сила вдруг оторвала ее от земли и понесла навстречу угрюмому таежнику.

— Папка! — как в детстве кричала она, захлебываясь от восторга и широко раскинув руки.

Мужчина откинул капюшон и обнажил такую же огненную, как у Ирины, шевелюру.

— Иришка! — пробасил он, откинул ружье и шагнул навстречу.

Потом с легкостью подхватил ее на свои могучие руки и закружил вокруг себя, как пушинку. А она счастливо хохотала, теребила его густую, покрывшую все щеки бороду:

— Ну правда леший! Чудо-юдо мое таежное!

Владимир смотрел на отца и дочь восхищенно и… слегка уязвленно. В глубине души он считал себя не только ее мужем, любимым, единственным мужчиной, но и в чем-то пытался вести себя по отношению к Ирине как отец…

Но с таким отцом он и сравниться не мог!

Да и зачем сравнивать? Разве они оба не любят Иру? Разве им нужно делить ее? Она общая. И каждый из них по-своему обожает эту рыжую сорвиголову.

Владимир дождался, пока отец с Иришкой наконец оторвутся друг от друга, а потом шагнул к нему и крепко, по-мужски тряхнул руку.

«Ну и дура эта… Люси, — неприязненно подумал он. — Такого мужика променять…»

Видимо, между всеми, кто причисляет себя к настоящему мужскому братству, взаимопонимание возникает с полуслова, с полувзгляда…

— Владислав, — сказал рыжий великан. — Просто Славка.

— Владимир, — ответил великан белокурый. — Можно Вовка.

Среди этой первозданной природы, оторванные от условностей цивилизации, они вновь ощущали себя обычными мальчишками. Такими, как Петька.

Он тоже крутился рядом, с любопытством оглядывая нехитрое хозяйство таежной заимки. За углом в тени он обнаружил такое… что дыхание перехватило…

Большущая растянутая на распорках волчья шкура злобно щерилась полураскрытой пастью. Пышный бурый хвост волочился по земле… И хвост этот был величиной с самого Петьку…

А взрослые между тем не тратили времени на выяснение родственных отношений.

Рыжий великан по Иркиным глазам понял, что белокурый — ее законный и любимый супруг. И остался доволен. Другим он себе дочкиного мужа и не представлял.

На круглом спиленном пне они споро выставляли миски с моченой морошкой, солеными груздями, вяленым крепко перченным мясом.

Владимир извлек из рюкзака шотландское виски, а Владислав огромную бутыль с чистым спиртом.

Им странно было величать друг друга тестем и зятьком.

— Ну, со встречей, Вовка!

— Будь здоров, Славка!

Такие мужчины могут быть только друзьями.

Но только Петька спутал все карты. Он с вытаращенными глазами примчался из-за избушки и заорал возбужденно:

— Дядя! А волка вы сами убили?!

Рыжий великан крякнул и возмущенно поднялся. Петька испуганно отступил на шаг.

— Какой я тебе дядя?! — громогласно рявкнул он. — Я тебе теперь дед! Усек?!

Он притянул к себе ошарашенного Петьку и улыбнулся ему:

— Слава Богу! Наконец-то в семье мужики появились!

…Месяц на таежной заимке пролетел как один день. Даже на начало учебного года рукой махнули. Подумаешь, пропустит Петька месячишко! Зато сколько впечатлений наберется — на всю жизнь хватит!