Инесса Клюшина - Танцуя в огне (СИ)

Гуля вздрогнула. Антон же продолжал улыбаться, не отрывая взгляда от ее лица.

— Я еще посмотрел тогда твою программу а — ля восток, где у вас костюмки ну очень открытые. Слышала мудрую фразу: «Чем больше женщина раздета, тем хуже у нее с танцем».? Конечно, не всегда хуже, если в реальности. Но фраза в чем-то верна — трудно объяснить… Когда нечего показать уже, и нет идей, обычно раздеваются. Я понимаю эту фразу как-то так. Тем более, ты понизила цены выступлений своего коллектива — это тоже о чем-то говорит! Не надо было, не стоило, так бизнес не ведут… Я тебе сказал об этом раньше. Решил вновь тебе предложить станцевать со мной, поработать вместе, хотя был уверен, что ты мне откажешь. А вдруг, думал, получится? Не получилось.

Антон рассказывал Гуле вещи, казавшееся ей необыкновенными. Никогда бы подобное не пришло ей в голову! Хотя…

— При встрече с тобой в «Мае» я понял две вещи. Первая: тебе была интересна моя задумка. И второе: что-то у тебя произошло, и ты ко мне стала относиться по-другому, или я чего-то раньше не догонял… Я хореограф, Гуля, умею подмечать чужие движения. Твое лицо, твое тело кричало, что я смущаю тебя. Как раньше. Лет пять назад я не понимал этого, списывал на Женьку, на твою молодость — на что угодно! Прошло четыре года, а ты все смущалась, и смотрела на меня…блин, я не могу объяснить, что я понял. Но тогда я решил, что от тебя не отстану, и добьюсь, чтобы мы станцевали вместе. А уж когда я твой восток увидел…Блин, несколько ночей уснуть не мог, все представлял тебя… А кастинг — для отвода глаз. Хотел прийти к тебе после него и пожаловаться, что нет хороших девчонок, танцевать не с кем, Гуля, давай попробуем. Неожиданно на кастинг пришла твоя Ира. Думал, мне повезло. Я мог предугадать, как ты психанешь, и не глядя выбрал ее, чтобы ты пришла, и мы решили насущный вопрос. Я бы уговорил тебя станцевать со мной. Думал, ты придешь и попросишь… поменяться на нее, например. Но я не учел, какая ты гордая. Ты просто меня послала, и Иру ты тоже послала. Как ты меня не расстреляла из чего-нибудь прямо на благотворительной площадке, до сих пор удивляюсь, но я специально вышел на сцену. Чтобы проверить кое-что. И парням сказал заранее, что орать, — Антон усмехнулся, провел по лицу рукой, взъерошил волосы и вновь прямо глянул на Гулю.

— Аише ты предложил, чтобы я вышла на сцену, так? — перебила Антона Гуля.

Антон издал тихий смешок.

— Допустим. Она раскололась, что ли? Я только намекнул: «Разве Гуля не танцует? Почему она не занята в благотворительном вечере? Пусть хотя бы целуется с кем-нибудь, потому что это неправильно: мы работаем, а Гуля отдыхает…» Аишке только намекни! Ты мне опять не даешь говорить. Понимаешь, наверно, что я хочу сказать?

— Нет, — замотала головой Гуля, — нет… Антон, я даже…

— Рот закрой, все испортишь. Ты хотела меня. И не просто хотела. Я тебе нравлюсь, Гуля. Верно? Без влюбленности так не целуются, или я не прав?

Гуля почувствовала, как щеки и лоб горят огнем.

— Краснеешь? Да, Гуля? Но ты опять убежала, и меня опять послала, когда я тебя предложил подвезти. Твою мать, подумал я тогда, мы с тобой все равно станцуем, и ты мне за все ответишь. За то время, пока я сох по тебе, малолетке…За мою необъяснимую влюбленность в тебя. За то, что заставила меня влюбиться в огонь и бросить народный коллектив… короче, за все. Я уже строил планы, как это сделать, и вдруг встретил тебя в ночном клубе. Ты попросилась ко мне переночевать… Я бы отвез тебя к себе домой, дома у меня намного лучше условия, но отлично представлял, что ты откажешься, и не стал предлагать. Когда тебя в клубе увидел… маленькая, съежившаяся… — ладонь Антона нежно погладила руку Гули, — Было просто… не могу сказать как! Но я не мог не намекнуть о танце. И ты согласилась! Блин, я еле сдержался, чтобы не расцеловать и раздеть тебя той ночью! Настолько податливая была, беззащитная… А утром Гуля стала собой, как обычно. Упрямая и вредная. Почему я в тебя влюбился, не могу объяснить себе никак. Никогда не мог… Я сообразил, что с утра ничего от тебя не добьюсь. Только вечером, когда выступлю, когда будет темно. Ночь расслабляет, делает ближе, пусть она и только за окном…Я надеялся, что что-то будет, и одновременно уже ни на что не надеялся.

Эта ночь многое изменила для меня. Во-первых, я понял, что у нас взаимные чувства, и то, как ты прижималась ко мне, какой была в постели, говорило, что я тебе очень нужен. И еще я осознал, что это танго с тобой я вряд ли смогу танцевать для зрителей. Слишком личным для меня оно стало, а я, видно, не такой уж профессионал…или просто не хочу в данный момент показывать другим, кого люблю. Кое-что в жизни должно быть не для всех, тем более, когда у нас с тобой ничего не понятно. Я это и хотел сказать тебе тем утром, когда ты убежала от меня. Понимаю, что ты подумала, Гуль. Но я тогда не был готов тебе вывалить всю правду. Не мог. Как сказать, когда сказать, как ты воспримешь… Сердце открывать перед другим человеком, говорить о самом главном — сложнее всего, — глаза Антона блестели, как голубые озера, освещенные солнцем, — а дальше ты мне еще добавила, и я нормально психанул… Ладно, опустим остальное. Главное ты услышала. Мне кажется, ты похожа на огонь. Такая же гордая, непокорная, обжигающая… и можешь быть мягкой и теплой. Никогда не забуду, как ты мне сочувствовала, как носила пирожки и компоты в больницу лет пять назад, когда я болел. Помнишь? Как помогала и объясняла, хотя и зыркала параллельно не слишком добро. Я многое взял на себя: организационные вопросы, рекламу; ты мне благодарна вовсе не была, кажется, даже обижалась. А я просто хотел тебе помочь…

Слезы лились из глаз Гули, просто лились. От того, что слова Тошки были такими любящими и добрыми, но больше — от того, что она была совершенно счастлива.

— Я люблю тебя. Что угодно делай с моими словами, кому угодно говори. Можешь насмехаться, пересказывать всем, какой Антон дурак. Теперь я никто в артистическом мире, я ухожу. Могу себе позволить быть предельно честным. Но, мне кажется, ты не будешь смеяться. Я хотел напоследок подарить тебе самое дорогое, что у меня есть — мой «Фристайл», мое дело… Все-таки я ухожу не с пустыми руками. Ну вот, я тебе всю душу раскрыл…

— А Ира? — Гуля пристально посмотрела на Антошку.

— Ира? Она танцует у меня. Когда не хватает девочек. Своих я не могу обидеть, они выступают всегда, а если кого-то не хватает в легких постановках — болеют или еще что — замещает Ира. Недавно на модерн ко мне пришла. Я с ней поговорил почти сразу, чтобы не питала ненужных надежд. Намекнул, что люблю другую, и с ней все сложно. Я многим такое говорил. Истина, между прочим! Мой модерн…э-эх… — погрустнел Антон, пошевелив ногой. Второй двигать не стал, лишь прикоснувшись к ней, сразу же отнял руку.