Элла Фельдбуш - Найти в себе силы

Наступил назначенный день. Уже в семь все были на ногах. Бледный от волнения Евгений Львович ходил из угла в угол, а Алла Николаевна давала дочери последние указания:

— Главное — сосредоточься! И нельзя, нельзя ускорять темп на том пассаже… ну, ты знаешь, о каком я говорю… И руки, руки держи…

— Мамочка, меня восемь лет учили, как надо руки держать. Не волнуйся ты так.

Но сама Ляля, застегивая перед зеркалом строгую светлую блузку, с первого раза с трудом попадала пуговкой в петельку.

Как обычно и случается в суматохе, выйти вовремя не удалось, Ляля чуть-чуть опоздала. Когда она поднялась по центральной лестнице училища и повернула в нужный коридор, увидела, что собраться с духом не успеет — вот-вот ее позовут. Для себя она решила, что думать будет исключительно об исполнении и смотреть только на клавиши, стараясь не выпускать из головы «нотного листа». Экзаменаторы с торжественным видом проверяли документы исполнителей, причем в просторный зал, где на сцене стоял белоснежный рояль, допускали сразу двоих-троих абитуриентов. Вместе с Лялей в соответствии со списком вошла симпатичная девчушка низенького роста, первой играть выпало именно ей. Она долго и деловито устраивалась за инструментом — опускала стул, чтобы легко доставать до педалей. У Ляли в этот момент по спине побежали мурашки: как же она не учла, что исполнять придется не на родном домашнем фортепиано и даже не на школьном? Получится ли? Удастся ли заставить его зазвучать так, как нужно?

Девочка за роялем начала свою программу с этюда Шопена, который Ляля знала наизусть. Вот сейчас закончится первая музыкальная фраза, а дальше… А дальше исполнительница, нажав на педаль, виртуозно сыграла сложный пассаж, завершив его мощным форте. И вдруг в аудитории раздался дикий визг! Откуда-то из-под инструмента выскочил черный котенок, чья мордочка выражала неподдельный ужас. И как только он ухитрился туда забраться и столько времени просидеть незамеченным? Хвост несчастного оказался аккурат под педалями, и неудивительно, что теперь бедолага постарался как можно быстрее покинуть зал. Оправившись от первого шока, девчушка захихикала. Заулыбались и самые суровые экзаменаторы, а кто-то даже пожалел вслух несчастного кота. Да и у Ляли стало легче на душе. Если по коридорам этого заведения свободно бегают котята, значит, и учатся тут вовсе не небожители. Она ли не поступит?

Когда настал ее черед, Ляля широко улыбнулась, поудобнее устроилась на стуле и начала отыгрывать положенные сонату с прелюдией. Далее следовал этюд Калькбреннера, прекрасно Лялей отработанный. На всякий случай она старалась не смотреть в зал: знала, что, если увидит на лицах неудовольствие, наверняка собьется. Но, взяв последний аккорд, Ляля все-таки рискнула еще раз улыбнуться преподавателям, сказавшим ей «спасибо». Теперь оставалось только надеяться на их благосклонность…

Мучительное ожидание, к счастью, было недолгим. Ляля набрала девять баллов — практически высшую оценку! Такого не ожидала даже Алла Николаевна, прочившая дочери «твердые восемь». Коллоквиум теперь казался пустой формальностью — на все вопросы Ляля отвечала легко и уверенно, и даже не очень удивилась, узнав, что «попала в десятку».

В день торжественного вручения студенческих билетов Лялю дома ждал накрытый белоснежной скатертью стол. Закончив сервировку, Алла Николаевна принялась украшать его чудесами кулинарии, которые не оставили бы равнодушным даже самого избалованного гурмана. Бокалы блестели на солнце, начищенное столовое серебро радовало глаз. Когда вся семья была наконец в сборе, Евгений Львович, по случаю торжеств надевший свой самый элегантный костюм, разлил по фужерам шампанское. Счастливая Ляля в очередной раз постаралась в красках описать родителям историю с котенком, и те хохотали от души. В доме царила атмосфера праздника. Подняв наполненный бокал, Евгений Львович взял слово:

— Милая Ляля, доченька! Мы с мамой очень в тебя верим и видим, что не напрасно. — Он утвердительно кивнул головой, посмотрев на Аллу Николаевну. Та кивнула ему в ответ, полностью соглашаясь со сказанным. — Ты нас очень радуешь своими успехами и, мы надеемся, будешь радовать дальше. Мы тут с мамой решили сделать тебе небольшой презент. Закрой глаза.

Ляля зажмурилась и расплылась в улыбке. А потом почувствовала прикосновение к шее чего-то холодного.

— Можешь открывать! — скомандовал папа.

На шее у Ляли висела золотая цепочка с кулоном: две перламутровые рыбки с жемчужинами вместо глаз, Лялин знак Зодиака. Она поднесла кулончик к лицу и выдохнула: «Вау!» Глаза ее заблестели, и она заулыбалась еще радостнее.

— Боже, как красиво! — Ляля крутила украшение в руках, любуясь, как переливается в солнечных лучах перламутр. — Папа, мама, спасибо! Я теперь его никогда не буду снимать, он всегда будет со мной. — Она нежно прижала подарок к груди.

— Ну а теперь давайте есть, а то все остынет. — Алла Николаевна начала раскладывать жаркое по тарелкам.

То был один из самых прекрасных вечеров в Лялиной жизни. Настоящая семейная идиллия: все хохотали и шутили. Папа сказал, что через пару месяцев его отправят в очередную заграницу, и пообещал на этот раз непременно захватить с собой жену и дочь — зачем пренебрегать появившейся возможностью. Такое случалось нечасто. Лялька захлопала в ладоши: столько радости в один день! Позднее в гости забрел Александр Моисеевич. Он пришел с огромным букетом роз для Ляли и большущей коробкой конфет.

— Очень рад, Лялечка, очень рад. Хотя для меня это отнюдь не сюрприз — я в твоем поступлении был уверен с самого начала. Обещаешь пригласить на свой первый концерт?

Польщенная Лялька засмущалась:

— Тоже скажете — мне еще пять лет учиться.

Но все пришли к выводу, что она чересчур скромничает, и живо принялись обсуждать ее будущее. Разговор постепенно зашел о науке и житейских проблемах, и беседа затянулась до полуночи.

Наконец счастливая Ляля расстелила постель. В душную ночь одеяло заменила цветастая простыня. Лялечка свернулась калачиком и погрузилась в царство грез. Вначале то были смутные цветные картины, веселые и приятные. Но затем ей привиделся странный, ужасный сон.

Ляля оказалась на сцене, в Большом зале Московской консерватории, ее руки парили над клавишами, не касаясь их, а все окружающее пространство заполняла прекрасная музыка. В зале не было ни единого свободного места, зрители, улыбаясь, смотрели на нее. Но она не знала этих людей, видела среди них лишь два знакомых лица — маму и папу. Заметно было, как они гордятся своей дочерью. Вдруг непонятно почему чудесная мелодия превратилась в шум, хаотичное смешение тонов и аккордов. Звуки трубы, скрипки, флейты и контрабаса слились в один безобразный поток, словно во время нестройной разминки огромного симфонического оркестра. Эта какофония ввинчивалась в мозг, и казалось, что от нее вот-вот разорвутся барабанные перепонки.