Элла Фельдбуш - Найти в себе силы

Александр Моисеевич принялся аплодировать, а родители переглянулись и заулыбались. Решив продолжить традиционную демонстрацию талантов дочки, Алла Николаевна предложила:

— Лялечка, сыграй нам что-нибудь, на свой вкус!

Ляля только этих слов и ждала, ее же хлебом не корми — дай сесть за фортепиано. Инструмент — добротное беккеровское пианино, прекрасно настроенное и содержавшееся в образцовом порядке, — стоял у окна. Сквозь незадернутые бархатные гардины — еще одна дань Аллы Николаевны классическому облику квартиры — в комнату пробивался свет уличных огней. По утрам, когда радостная Лялька исполняла какую-нибудь задорную польку, клавиши заливал мягкий солнечный свет — но ей это не мешало, а, наоборот, только поднимало настроение.

Вот и сейчас она решила окончательно побороть собственную грусть: пальцы коснулись клавиш, и комнату заполнили веселые звуки «Турецкого марша». Играла Ляля виртуозно, и гости наперебой просили исполнить то или иное полюбившееся произведение. Лялька улыбалась, стараясь не показывать виду, как сильно ее радует всеобщее внимание. Пускай в школе считают заумной отличницей и серой мышкой, пускай на улице пристают наглые цыганки — все равно здесь она королева!

Раздался телефонный звонок — это была Светка, давняя Лялина подруга. Извинившись, девушка вышла из комнаты, поговорить. Александр Моисеевич повернулся к Евгению Львовичу:

— Звездочка у тебя растет, Женя, поверь мне, звездочка! Ты прав — надо ее в музыкальное. Хотя, честно говоря, только такие светлые головы нашу науку и двигают, она же у тебя такая способная!

Польщенный, Евгений Львович расплылся в улыбке.

— Да и как иначе? — заметила Катерина Николаевна. — У таких-то родителей?

— Ладно тебе, Катя, — рассмеялась Алла Николаевна.

— У меня родился тост! — продолжала Катерина. — За ваш дом! За ту ауру любви, терпимости и благожелательности, которая его наполняет. И за дочурку, которой, я уверена, вы всегда будете гордиться не меньше, чем сегодня!

Когда Ляля вернулась, Александр Моисеевич как раз рассказывал, как его пытались надуть у метро ВДНХ:

— Так вот, стою я как дурак с этой сеткой, которую они всунули. А мне еще говорят — это, мол, бытовая техника вам в подарок! Сразу понял, что-то не так, но что? Думаю, главное, чтоб, пока у меня руки заняты, кошелек из кармана не вытащили. А это тип продолжает: «Вас снимает скрытая камера! А эту акцию проводит Лужков — вам дарят подарок ценой тридцать тысяч рублей, а вы выплачиваете в бюджет города три тысячи — для помощи сгоревшему детскому дому!» Видели? На жалость бьет и на то, что я постесняюсь перед этой несуществующей скрытой камерой «детям» денег не дать! Насилу отвязался!

— Ой, — вспомнила Ляля, — а вот у меня сегодня случай был…

— Простите меня за излишнюю академичность выражений, но ведь есть идиоты, которые на такое ловятся! Да, Ляля, ты что-то хотела сказать?

— Не-е-ет! — Ляля вдруг остро почувствовала, что она имеет к упомянутым идиотам самое прямое отношение. Ей стало вдвойне стыдно, стоило вспомнить, как она сегодня рыдала на глазах у совершенно незнакомого человека. Немного подумав, девушка решила больше никому не рассказывать об этой истории. А то все станут пальцем тыкать, мол, посмотрите, святая наивность, чуть цыганке серьги не отдала…

Гости просидели допоздна. Непонятно почему, но в течение всего вечера Ляля возвращалась мыслями к случившемуся вновь и вновь. Уже за мытьем посуды она сказала себе: «Хватит! Нельзя зацикливаться на неприятностях». Мысленными усилиями она начала стирать из своей памяти неприятный эпизод. Вновь и вновь вымышленная тряпка проходилась по ухмылявшейся цыганке. С каждым разом ее образ мутнел, выкрикивая что-то на задворках сознания, пока окончательно не выцвел.

Аккуратно перемыв хрустальные бокалы и тарелки из китайского сервиза, уставшая Ляля отправилась расстилать постель. Раздвинув занавески и забравшись под одеяло, она еще долго смотрела на силуэты деревьев за окном, подсвеченные мягким мерцанием изогнутого фонаря. Из кухни доносились обрывки разговора родителей. Постепенно голоса становились все тише, Ляля засыпала. Уже в полудреме в голове, как на экране телевизора, появилась колода карт. Без манипуляций чьих-либо рук карты раскинулись, собрались, выстроились в домик, потом снова сложились в колоду. Далее бессознательное родило белозубую Катю Жемчужную, потрясывающую плечами и бубном. К ее зажигательному танцу присоединился Цыган из «Неуловимых мстителей». Красавец с кудрявым чубом танцевал вприсядку, руками похлопывая по голенищам сапог. «И несмотря ни на какие проклятия, этой весной мне обязательно повезет», — тоненькой ниточкой пролетело в Лялиной головке, приобрело форму бумажного змея и взметнулось ввысь.

Проснувшись в половине восьмого, Ляля потянулась и сладко зевнула. Она не торопилась выбираться из-под теплого одеяла. С учетом последующих быстрых сборов время позволяло еще понежиться минут десять. Главное — не перевернуться на другой бок, иначе сон нахлынет с новой силой. Не открывая глаз, в полудреме Ляля прислушалась к голосам, доносившимся из коридора:

— Когда тебя ждать?

— Не знаю, Аллочка. Мы приступили к новым исследованиям, совсем зашиваемся.

— Женя, нельзя так много работать, у тебя сердце.

— И у тебя тоже.

— У тебя больное сердце.

— Ну, вот так-то лучше, вроде бы ровно, посмотри.

— Ты всегда уходишь от разговора, когда речь заходит о твоем здоровье. Ну ладно, не хочешь — как хочешь. Кстати, откуда у тебя этот галстук?

— Это подарок. Коллеги подарили на юбилей, наверное… Не уверен… — Евгений Львович, как обычно, не мог точно вспомнить, откуда у него появилась та или иная вещь. Иной раз казалось, будто он считает, что одежда сама собой вырастает на вешалках в его шкафу. — Ну, все, я побежал, зайка. Поцелуй за меня Ляльку.

Лялька услышала, как хлопнула дверь и как мама отправилась на кухню — готовить завтрак для дочери. Алла Николаевна была женщиной энергичной, легкой на подъем. Пролеживать выходные на диване она не любила, предпочитала турпоходы, прогулки на лыжах и бассейн. Через три года — полтинник, а осиная талия не расплылась ни на сантиметр. Алла Николаевна относилась к такому типу женщин, которым никто никогда не дает их года. В шестнадцать билетер отказывается пустить их на ночной киносеанс, а при поступлении в институт приемная комиссия ласково спрашивает: «А закончила ли ты школу, деточка?» А во время уже поздних родов заботливая нянечка причитает, что, мол, в ее времена так рано не рожали. Казалось, Алла Николаевна сошла с изящной средневековой гравюры: плавные линии, словно у хрупкой фарфоровой статуэтки, тонкие черты лица, светлые волосы с безупречной укладкой. И что самое интересное, домашние ни разу не видели Аллу Николаевну в бигуди: она словно просыпалась уже накрученная и уложенная.