Дарья Волкова - Мандаринка на Новый Год (СИ)

— Кто б говорил, — Николай откровенно хмур теперь. — У тебя отец готовит — пальчики оближешь. Мать у него постоянно рецепты выспрашивает.

— У тети Юли тоже вкусно получается! Попробуй!

— Попробую. А все-таки что…

— Смотри, какой Галкин смешной!

— Он всегда такой. Я спросить хочу…

— Коль, налей мне шампанского!

Он тяжело вздохнул, но, кажется, смирился. Налил ей полной бокал шампанского, плеснув себе чисто символически, и принялся за закуски.

Так прошло примерно полчаса. Люба методично уничтожала шампанское, Ник — закуски. Они перебрасывались какими-то репликами, комментируя происходящее на экране телевизора и обмениваясь новостями. Шампанское притупило ее бдительность. И подлый и коварный звероящер этим не преминул воспользоваться!

— Люб, так что это было, там, в прихожей?

Вот же упрямое животное! Настырный как незнамо кто! Три бокала игристого заставили ее забыть об осторожности и дипломатии. Она не собирается оправдываться!

— Что-что… А так непонятно?

— Да так-то вроде понятно, — Ник смотрел на нее, наклонив голову набок. Пристально так смотрел. — Но что-то я до конца не уверен, что правильно оцениваю ситуацию.

— Ну, ты и зануда! — она демонстративно закатила взгляд к потолку. — Коля, это называется по-це-луй! Знаешь, что это такое? Я захотела тебя поцеловать — и поцеловала! Что тут непонятного?

— Да нет, все понятно, вроде бы, — у него совершенно непроницаемое выражение лица. — Захотела поцеловать — поцеловала. Это даже я в состоянии понять. И, пожалуй… я сделаю так же.

— Эй! Погоди! Ты не так все…

Это были последние слова, которые она успела произнести до того, как он вжал ее в спинку дивана и поцеловал.

Самообман, которым она себя недавно успокаивала — что это не она там с ним в прихожей целовалась, что это было помутнение, в прошлом году и, вообще, не считается — этот самообман мгновенно рассеялся. Стоило ему раздвинуть ее губы языком. Нет, это она была тогда. И сейчас она. Она, Люба Соловьева, целуется с Колькой Самойловым. И ей это — да кто бы мог подумать! — нравится!

Пожарная сирена завыла в голове, когда он накрыл своей лапищей ее грудь и тут же легонько сжал. Это было ужасно приятно. И еще более ужасно неправильно.

— Ник… — она уперлась ладошкой ему в плечо.

— Да? — он оторвался от исследования языком крайне чувствительного места на ее шее. — Что такое, Любаш?

Ой, а дышит-то он как тяжело… Давай, скажи ему, что ты не такая. И ждешь тут трамвая, ага. В его квартире, на его диване, под ним, практически. Включай задний ход, пока не поздно! Только вот отталкивать Ника не хотелось. Просто стало снова… страшно. С одной стороны. А с другой — может быть, это и есть тот самый шанс? Колька надежный, как стена, и ей с ним комфортно. Вот ему она доверяет. Марку — не доверяет, а Нику — да. Почему-то. Хотя, разумеется, никогда не думала о нем, как о возможном сексуальном партнере. Но все когда-то случается в жизни в первый раз, не так ли?

— Ты торопишься, Коля.

— Тороплюсь? — дыхание у него по-прежнему как у марафонца на финише.

— Совершенно определенно торопишься.

— Хорошо. Я понял, — он помолчал немного, уровнял дыхание. — Не будем торопиться. — Рука его опустилась обратно вниз и целомудренно легла на талию. — Будем делать это медленно… — Снова наклонился к ее шее. И хмыкнул ей туда совершенно не к месту: — и печально.

Люба в ответ хихикнула. А потом смеяться резко расхотелось. Потом расхотелось делать это «медленно и печально». А захотелось обратно его руку себе на грудь. И желательно сразу под джемпером. И вообще, хорошо бы, если б он ее потрогал еще где-нибудь! Но Ник был методичен и верен своему слову. Он ее только целовал — «медленно и печально», мать его! Целовал так, что ей стало казаться, что на ней скоро начнет плавиться одежда. В кожаных штанишках стало просто невозможно жарко. И она целовала его в ответ. И ужасно хотелось самой потрогать кожу на этих огромных плечах. Но почему-то не решалась влезть к нему под одежду. Ну, он же сам должен первый, в конце-то концов! Кто из них мужик?!

Люба не выдержала и выгнулась, прижимаясь к нему. Его имя пополам со стоном вырвалось совершенно непроизвольно.

— Ник!..

— Что такое? — он лишь слегка отстранился, и вопрос прозвучал почти ей в губы. — Я снова тороплюсь?

На такое возмутительное заявление у нее не нашлось достойного ответа, и она просто цапнула его за припухшую нижнюю губу. Ник зашипел — от неожиданности и боли.

— Ты что творишь?!

— Это ты что творишь?! — так, ей уже на все плевать! Она схватила его ладонь и водворила туда, где ей и надлежало быть. Да мало ли, что она там говорила недавно! Это не считается! — Ты этим своим «медленно и печально» решил до инфаркта меня довести?!

— Ну, и ничего страшного. Потому что… — она чувствует, что он улыбается. А еще чувствует, как его пальцы наконец-то начинают гладить ее сквозь тонкий трикотаж, и неосознанно выгибается навстречу его руке. Он прерывисто выдыхает, но фразу упрямо заканчивает: — у меня по реанимации пятерка была.

— Да? — даже удивительно, что она может еще разговаривать, двигать языком, когда все нервные окончания сосредоточены там, под его пальцами.

— Угу. Дыхание рот в рот, непрямой и прямой массаж сердца, прекардиальный удар…

— Сделай уже мне массаж сердца! — вцепившись ему в короткие волосы на затылке.

— Все показания к этому есть, — он запускает вторую ладонь ей под джемпер. Она выгибается еще сильнее.

— Заткнись и целуй!

Он хотел было еще повыпендриваться и поумничать, но тут уже она засунула руки ему под футболку, и он заткнулся на вдохе и поцеловал, как его и просили.

— Так, пора менять диспозицию, — она не имела ни малейшего представления, сколько прошло времени. Оно не отсчитывалось секундами и минутами, оно измерялось жадными поцелуями, торопливыми руками под одеждой, выгнутыми в попытке прижаться плотнее друг к другу телами.

Ник отстранился от нее, пара быстрых движений, и вот она уже верхом на его коленях. Но этим он не ограничился, подхватил ее под попу и без малейших усилий встал. Она же совершенно неосознанно обхватила его ногами за талию. «Как мартышка на пальме» — мелькнула в голове идиотская мысль.

— Куда мы идем?

— Иду только я. В свою комнату. А ты держись крепче, — у него тяжелое дыхание, но явно не от того, что ему трудно нести ее вот так. Нет, он двигается совершенно без какого-либо напряжения. Все-таки есть прок в том, что Колька такой здоровенный — идет с взрослой девушкой на нем без малейших усилий. А дышит он так, наверное, с самого начала года — благодаря Любе. Она усмехнулась своим мыслям. И это было последним, о чем она успела подумать, прежде чем ее опустили на кровать и принялись за нее всерьез.