Мария Воронова - Повод для знакомства

Потом они вдвоем пошли в палату. Увидев Светку, Ян ужаснулся. Она была без сознания, на искусственной вентиляции легких, серая, с заострившимися чертами лица. На лице были потеки крови, и Ян, намочив под краном свой носовой платок, принялся вытирать их. Ему необходимо было делать хоть что-то, чтобы не думать о том, что происходит со Светкой. Дежурная сестра мрачно смотрела на него, наверное, понимая, что уже ничего нельзя поделать.

– Давление очень низкое, – сказала она, – даже несмотря на гормоны.

Реаниматолог принялся изучать карту назначений, выяснять у сестры, что уже сделано, а что еще нет, но эта суета могла обмануть кого угодно, но только не Колдунова. Он положил руку Светке на лоб и стоял так, пока она не умерла.

Потом Колдунов написал заявление, что отказывается от вскрытия. Морг еще работал, и реаниматолог позвонил туда, чтобы справку о смерти выписали сегодня, а не на следующий день, хотя Ян об этом и не просил. Он, видевший столько смертей, никак не мог осознать, что это случилось со Светкой, происходящее казалось ему каким-то диким розыгрышем…

«Катя! – вдруг подумал он. – Она же так и сидит под дверью, ждет известий. Уже два часа почти». Но как он ей скажет? И где? Может, пригласить ее сюда, в ординаторскую? Но здесь люди работают, зачем их нервировать?

…И почему он думает о всякой ерунде, но не о том, что Светки больше нет?

Выпив полстакана водки, предложенной реаниматологом, Колдунов взял таблетку феназепама, накапал в мензурку корвалол и вышел в коридор.

Катя покорно приняла таблетку и запила корвалолом, стараясь не встречаться с Колдуновым взглядом. Сидя здесь, она давно уже все поняла, но теперь словно приказывала ему молчать… И он молчал. Молча забрал у нее мензурку, сунул в карман. И лишь когда они вышли на лестницу и закурили, Катя, повернувшись к нему спиной, тихо заплакала. Он попытался обнять ее, но она грубо стряхнула его руки и даже поднялась на один пролет вверх.

– Не ходи за мной, – сказала она оттуда, и на пустой лестнице слова прозвучали неожиданно громко.

– Тогда подожди меня, я за справкой. Это пять минут.

Зареванная Катя ждала его все на той же деревянной скамье. Лицо у нее распухло, глаза покраснели, и Ян хотел было дать ей свой носовой платок, но вспомнил, что тот испачкан Светкиной гепатитной кровью.

– Что я скажу девочкам? – спросила Катя.

– Можно не говорить им сразу. Скажешь, что мама… Ну, болеет там или уехала в санаторий. Придумаем что-нибудь.

Катя покачала головой.

– Нужно идти.

Они вышли на улицу, и она опять заплакала – так тихо, что за поднятым воротником пальто это было незаметно. Ян взял ее под руку и повел на Староневский. Нужно было, конечно, взять такси, но у него при себе почти не было рублей, а только «турецкие» доллары, которые он собирался обменять, чтобы купить лекарства.

Когда они остановились на троллейбусной остановке, Ян расстегнул куртку, обнял Катю, вдавив ее голову себе в плечо, и тоже заплакал.

Колдунов взял на службе три дня за свой счет для организации похорон, наврав коллегам, что Светка была его гражданской женой. Сотрудники очень сочувствовали ему, но к сочувствию примешивался еще страх за себя – ведь каждый из оперирующих хирургов имел реальный шанс заболеть гепатитом или даже СПИДом. Все прекрасно это знали, но для душевного спокойствия принято было гнать такие мысли, подбадривая себя разными идеями, вроде той, что доза вируса, попадающего в организм, если уколоться иглой, мизерная, заболеть от нее невозможно, а вот иммунитет поднимется. Конечно, подобные рассуждения не выдерживали никакой критики, но если не верить в них и постоянно ждать заражения, то можно и свихнуться.

Светкина же смерть наглядно показала, насколько незащищены врачи, какой опасности подвергаются они ежедневно.

Санврач пытался выйти сухим из воды и робко продвигал идею, что Светка баловалась наркотиками, отчего и заболела. Узнав об этом, Колдунов навестил его и задал один-единственный вопрос: «А в рыло не хочешь?» И санитарный увял.

Немного подумав, Катя, несмотря на глубокую ночь, все-таки позвонила Юре и попросила его приехать – она просто не смогла сообщить ему страшное известие по телефону.

– Тебе надо поспать, – сказал Юра, когда она сбивчиво рассказала ему обо всем. – Завтра предстоит много дел.

Катя постелила ему на своей кровати, а сама легла в комнате с девочками. Она долго слушала, как Юра ходит за стеной, как он вышел в кухню… Потом ей удалось уснуть.

Ян готов был всем заниматься сам, но, когда он утром следующего дня встретился с Катей, чтобы взять у нее свидетельство о смерти Светкиного мужа и другие бумаги, подтверждающие Светкино право быть захороненной к нему в могилу, Катя познакомила его с молчаливым и мрачным мужиком лет тридцати. Мужика звали Юрой, и он сказал, что поедет вместе с Яном. От мысли, что это Катин любовник, Колдунову почему-то стало тошно, но потом он вспомнил, что Светка рассказывала о своем ухажере, который так хочет на ней жениться, что уже больше года не может оставить ее в покое. «Наверное, это он, и теперь он никогда не женится на Светке», – подумал Колдунов.

– Ты что детям сказала? – спросил он, стараясь не смотреть на ужасно выглядевшую Катю.

– Правду, – ответила она. – Они бы все равно не поверили, что мама уехала и оставила их одних.

– Как они?

Катя пожала плечами. Ян и сам понял, что вопрос был глупым.

– Дети переживают все бурно, но это не может продолжаться долго.

– Да, наверное, – согласилась Катя.

И побежала домой, где ее ждали дети.

Пока Колдунов с Юрой ездили по загсам и кладбищенским конторам, Катя, Вера и Маргарита Матвеевна занимались организацией поминок.

Сначала Кате казалось, что она не сможет ничего делать, но хочешь не хочешь, а делать пришлось. В последний год Светка стала ей лучшей подругой, сестрой, но что значило ее горе по сравнению с горем девочек, оставшихся круглыми сиротами!.. В первую очередь нужно было думать о том, как помочь им пережить потерю матери. Ну а потом, когда их горе немного утихнет, настанет время и Кате погоревать.

Оля с Леной долго плакали, она то носила им валерьянку, то пыталась напоить чаем, но они не отпускали ее от себя, будто боялись, что если она выйдет на кухню, то уже не вернется. В конце концов, обессилев от слез, девочки уснули. Катя кое-как раздела их и уложила в постель. Ее собственный сын давно уже спал в своей кроватке, и его личико выглядело обиженным: мало того что мамы целый день не было дома, так его еще никто не кормил с ложки ужином и не укачивал на ночь – сунули булку и рожок с молоком и бросили, безобразие какое!

– Что делать, Сашунь, если такие дела, – сказала Катя, погладив малыша по голове.