Джоанна Кингслей - Сокровища

Она поднялась, лицо было опустошенное и уставшее.

— А теперь, думаю, нам пора спать. Буря за ночь утихнет. Утром вы сможете пуститься в обратный путь. Я уложу драгоценности в твою машину, Витторио. — Она взяла Стефано под руку и сделала жест другому сыну. — Пойдемте, я покажу вам ваши комнаты.

К утру ливень стих. К тому времени, когда Стефано распахнул ставни своей роскошной спальни, солнце уже осветило вершины холмов и как растопленное масло полилось на рыжевато-коричневые поля и серебристо-зеленые оливковые рощи. Мир выглядел обновленным. Дальние холмы окутывала голубоватая дымка. Воздух был свеж и нежен, как молодое белое вино.

Началась осенняя пахота, и Стефано наблюдал, как неподалеку по охровому полю брела пара быков. Песня жаворонка взметнулась ввысь, приветствуя его. Никогда прежде ему не было так спокойно, и никогда прежде он не ощущал такой полноты жизни. Сознание, что у него есть мать — женщина такой красоты и глубины, — усилило его понимание своей участи, участи тонко чувствующего человека. Поэта.

Снизу доносились голоса. Он посмотрел вниз, как раз в тот момент, когда Коломба появилась из-за угла дома. Он удивился, что она так рано проснулась. Из того, что он знал о своей матери, казалось, она ведет ночную жизнь. Ее утренний вид был отступлением от того образа великолепия, в котором она предстала прошлой ночью, — летящая юбка и блузка под шерстяной, плотно облегающей шалью, защищающей от утреннего ветра. Волосы небрежно заколоты назад.

Она оживленно разговаривала с человеком в рабочей одежде.

— Я поговорю об этом с плотником, — услышал Стефано ее слова. Все, что ему удалось разобрать из слов крестьянина, было почтительное «Донна Пьетра», прежде чем он удалился.

Когда крестьянин ушел, она посмотрела вверх, словно чувствуя присутствие сына у окна.

— Доброе утро, — окликнула она его с радостной улыбкой. — Надеюсь, тебе хорошо спалось.

— Очень хорошо, — отозвался он.

— Спускайся ко мне завтракать. Внизу лестницы поверни направо.

Через пять минут он вошел в солнечную комнату с французскими дверями, открывавшимися в сад за домом. На длинном столике стоял кофейник, тарелки с сырами и мясом, которые по виду были домашнего приготовления, корзинка со свежеиспеченными булочками, горшочки с джемом и маслом. Утренний воздух наполнял комнату через широко распахнутые двери.

Прямо за дверями за столиком сидела Коломба, глядя на сад, его клумбы и фонтан, журчащий в центре. Стефано положил себе в тарелку еду, налил кофе и присоединился к ней.

— Ты знаешь, — сказала она, не отводя взгляда от кипарисов на вершине холма, похожих на мечи, вонзенные в землю, — мне, кажется, была уготована участь сельской девочки.

— Вам? — Он не смог сдержать смешок, вырвавшийся из горла. Женщина, которую весь мир знал как Коломбу, самая известная куртизанка в Европе, женщина, всего несколько часов назад сверкавшая драгоценностями, которая свободно чувствовала себя в обществе принцев и великих князей, сельская девочка?

— Не смейся, — сказала она, тоже усмехнувшись. — Это правда. Да, мне нравятся Париж и Рим, дворцы и шампанское. Однажды я даже дала совет махарадже. Но нигде я не чувствую себя так легко, как в Ла Тане, — трудясь в саду, наблюдая, как оливки загружают в пресс, обсуждая урожай. Это так… так успокаивает.

Он потягивал кофе и изучал ее профиль, изящный и чистый и, несмотря на годы, все еще молодой. Его взгляд привлекли ее руки. Длинные пальцы обхватывали чашку, и до него внезапно дошло, что на ней не было ни единого украшения. Но руки от этого не стали менее прекрасны.

— Вы необыкновенная женщина. Мне бы хотелось лучше узнать вас.

Она поставила чашку и нахмурилась.

— У нас, возможно, не будет на это времени.

Порыв гнева охватил его, застилая солнечный свет и гася радость, с которой он проснулся.

— У нас могло быть время! Целых двадцать четыре года!

Она отпрянула назад, словно от пощечины.

— Ты считаешь, я обманула тебя?

— Разве не так? Вы лишили меня матери. Все эти годы я думал, что вы умерли. В то время, когда я гадал, какая вы были, чем интересовались, мы могли бы быть вместе, знать друг друга. Разве вам не хотелось узнать меня? Неужели вам было безразлично?

— Ах, Стефано, — со вздохом сказала она, и он едва не потерял самообладание, услышав, с какой любовью она произнесла его имя. — Мне хотелось, так сильно хотелось, что временами, казалось, я умру от этого. Разве ты не понимаешь? Я удалила тебя, беспокоясь о твоей судьбе. Но ты всегда был в моем сердце и часто в поле зрения.

— В поле зрения?

— Я наблюдала, как ты, вихляя, ездил на первом велосипеде по площади. Я видела, как в двенадцать лет выиграл медаль по плаванью. Как разрывалось мое сердце, что я не могла обнять тебя в тот момент. — Она посмотрела ему в глаза, так похожие на ее, и подняла руку, чтобы убрать с его лба черный завиток. — Можешь ли ты себе представить, как я мечтала о таком простом поступке, как этот?

Он схватил ее руку и закрыл глаза, чтобы сдержать чувства, кипящие в нем.

— Ты помнишь стихотворение, которое написал, когда тебе было пятнадцать, то, что напечатали в газете? Как я гордилась! Но как ты смущался, когда у тебя брали интервью. Ты волновался, что-то бормотал и был таким застенчивым, что не мог посмотреть журналистке в глаза.

— Откуда вам это известно?.. — Его внезапно осенило. — Вы? Та журналистка с белыми лайковыми перчатками и французской вуалью? И изумрудами… Я думаю, на ней были изумруды.

Она улыбнулась.

— О, Боже, — вздохнул Стефано, — если б я только знал!

— Может быть, нам повезет. Может, у нас еще будет время.

— Я… — Он остановился, чувствуя, как слезы подступили к глазам, чего не случалось с ним с самого детства. — Мама. — Он прижал ее руку к щеке.

В таком положении их застал Витторио. На самом деле он уже несколько минут наблюдал за ними. Чувства, которые всколыхнула в нем эта сцена, были ему не только незнакомы, они были нежеланны. Витторио не нравилось чувство зависти. Когда он заговорил, тон его был более резким, чем обычно.

— Нам нужно ехать, Стефано.

Коломба повернулась к нему и улыбнулась.

— Доброе утро, Витторио.

— У нас долгая дорога, синьора.

— Тебе надо научиться терпению, Витторио. В прошлом году ты был очень нетерпелив с покупательницей, довольно суетливой немкой, которой были нужны канцелярские принадлежности. Своими просьбами она чуть не свела тебя с ума.

Он смотрел на нее с удивлением, пока еле заметная улыбка не выдала его восхищения.

— Вы?

Она утвердительно кивнула и так кокетливо ему улыбнулась, что он не удержался от смеха.

— Кофе, Витторио, — предложила она, когда смех затих.

— Благодарю, синьора. Если драгоценности должны за три дня оказаться в Швейцарии, я должен незамедлительно заняться этим.