Карина Тихонова - Блюз бродячих собак

Почему коммунисты смогли решить национальный вопрос этим простым способом, а нашим псевдодемократам насрать на то, что происходит в стране?!

Нет, если ты такой противник терроризма (а именно под этим лозунгом выступают все эти ублюдочные бритоголовые группировки), то рецепт простой: езжай в Чечню и борись с террором до тех пор, пока руки не отвалятся! Думаете, поедут?

Как бы не так!

Эти скоты будут вовсю косить от армии, напирая на дегенеративную голову, потому что больше напирать не на что.

В вуз они, конечно, не поступят, потому что дебильных туда не принимают. И до скончания жизни будут колесить по ночному городу, выискивая одинокого негра, кавказца или азиата, чтобы всем скопом, как шакалы, наброситься на него. Ведь при дневном свете и в одиночку они самые обычные трусы и ублюдки.

В конце концов, возможно, правы были коммунисты, поставившие электорат перед выбором: мир и дружба народов либо пожизненное заключение.

Помните ту потрясающую девушку, которая подорвалась на взрывчатке, убирая с дороги антисемитский лозунг?

Уверена: те кто заряжал адскую машинку, даже не думали, что эту мерзость пожелает убрать с глаз не еврей, не еврейка, а нормальная русская девушка. Что ей будет противно это видеть!

Меня не удивило, что русская девушка убрала с дороги этот плакат. Меня удивило то, что ее многочисленные операции оплатило не наше демократическое государство, а государство Израиль.

Почему нашему государству наплевать на жизнь и здоровье своих немногочисленных порядочных граждан?! Ведь эта девушка была гражданкой России, а не Израиля! Она была русской!

Я позволила себе то, чего не позволяла никогда: вслух выругалась матом.

Да, я прогрессирую семимильными шагами. Еще немного — и меня нельзя будет отличить от множества тупых ублюдков, слоняющихся по улицам с бутылками пива в руках и матерящихся по любому поводу и без него.

Не дай бог!

Я опомнилась, устыдилась и перекрестилась.

Лучше умереть, чем докатиться до такого финала.

Боги, не будьте к нам такими жестокими! Не лишайте разума!

Несколько дней после визита Лары я провела в угрюмом оцепенении.

Наниматель не беспокоил меня звонками, и это было самым разумным, что он мог сделать.

На пятый день я поднялась с дивана и наметила план действий.

Собрала немногочисленные мамины золотые вещи и отправилась в скупку.

Перед скупкой на улице маялось несколько молодых людей заговорщического вида.

— Что у вас? — вполголоса спросил один из них, почуяв запах золота.

— Часы и кольца.

— Покажите.

Я вытащила сверток.

Мамины золотые часики достались ей в наследство от бабушки. Толстое обручальное кольцо и несколько колечек поменьше приобретались в течение всей семейной жизни. Огромный янтарный кулон в золотой оправе был подарком отца к пятилетию свадьбы.

Парень быстро оглядел все предложенное.

— Шестьсот долларов, — сказал он категорично.

— Мне нужна тысяча.

— Шестьсот долларов.

Я пожала плечами и побрела к магазину.

— Девушка!

Я остановилась.

— Там больше не дадут!

— Посмотрим.

И я продолжила движение.

— Семьсот! — пошел на попятную парень.

— Мне нужна тысяча, — повторила я упрямо.

— Восемьсот! Это предел! Там оценят только золото и только на вес.

— Посмотрим.

В скупке мне не обрадовались. Хмурый оценщик взвесил принесенные мной безделушки и повторил слова парня:

— Шестьсот долларов.

— За все?

— За золото. Камни мы не берем.

— Но тут есть хороший сапфир…

— Камни не берем! — повторил он категоричным тоном.

Я понурилась и пошла назад.

— Черт с тобой, давай восемьсот.

Парень оживился и отвел меня в сторону. Долго оглядывался, доставая из каких-то потайных карманов деньги. Отсчитал восемьсот долларов и выхватил у меня из рук фамильные ценности.

— Доллары-то настоящие?

— А то! — обиделся парень. — Мы здесь постоянно тусуемся! Думаешь, нам выгодно обманывать?

— Ладно, проверю, — сказала я вяло.

Взяла восемь сотенных бумажек и побрела в ближайший валютный пункт.

Там мне подтвердили подлинность бумажек, я вернулась назад и извинилась перед барыгой:

— Доллары настоящие.

— Я же говорил!

— Слушай, нельзя немного придержать мои побрякушки? — попросила я умоляюще.

— Зачем?

— Я выкуплю…

— Так отнесла бы их в ломбард!

— В ломбарде еще меньше заплатят.

Парень минуту подумал:

— Ладно. Месяц попридержу. Но назад придется за тысячу выкупать. Поняла?

— Поняла, — ответила я покорно.

— Будь здорова, — распрощался барыга и устремился наперерез пожилой тетеньке, которая брела к магазину.

Я вздохнула.

Деньги были нужны мне для того, чтобы вернуть нанимателю его тридцать серебряников. Надежды на то, что мне удастся выкупить мамины вещи, не было почти никакой.

Да и неизвестно, где я окажусь черед месяц. Вполне возможно, буду изучать социальную справедливость в российской тюрьме.

Я вернулась домой и первым делом отдала Селене ее сотню. Если меня посадят, не хочу, чтобы меня поминали тихим незлым словом, как злостную неплательщицу.

— Ты чего такая хмурая? — спросила Селена.

— Голова болит.

— Таблетку дать? От головы?

— Лучше топорик, — мрачно пошутила я и пошла вниз по лестнице.

Жить не хотелось. Ничего не хотелось.

«Деточка, все мы немножко лошади», — сказал Маяковский. И впервые в жизни привычное заклинание не оказало на меня тонизирующего действия.

— Тебе хорошо говорить! — ответила я злобно. — Тебя в угоне машины не обвиняли!

И он не нашелся, что ответить.

Я упала на диван. Земля кружилась в привычном ритме, где-то счастливые люди радовались жизни, кто-то выходил замуж, кто-то женился, кто-то разводился… И мне было странно, что жизнь продолжается, тогда как я лежу на диване и не хочу с него вставать.

Еще через день мне позвонил Редька.

— Ты где? — осведомился он обиженно.

— Угадай с трех раз, — ответила я устало.

— Почему не звонишь?

Я молчала.

— Элька!

Я молчала.

— Элька! — Его голос стал встревоженным.

— Тут я.

— У тебя что-то случилось?

Я молчала.

— Понятно, — сказал Редька, и мне в ухо полетели короткие гудки.

Я положила трубку и вернулась на диван.

Пропади все пропадом. Вот и окончилась моя кратковременная личная жизнь. Причем окончилась еще до того, как успела начаться.

Как ни странно, мысль принесла странное успокоение. Я повернулась на правый бок, лицом к стене.

Не знаю, сколько прошло времени до того, как мои уши стал мозолить настойчивый дверной звонок.

Сначала я лежала неподвижно, надеясь, что незваный гость, кем бы он ни был, все поймет и удалится.

Но гость не удалялся и настойчиво трезвонил в мою дверь.