Елена Белкина - От любви до ненависти

Борису даже совестно стало.

— Извини, — сказал он. — Я пошутил. Оставайся.

Она была счастлива — безумно!

И это был тот редкий случай, когда он оставил женщину на ночь.

Утром проснулся от запаха кофе. Вышел на кухню: стол был идеально сервирован, а Женечка — свежа, хороша, приветлива.

Он провел с нею еще два дня, не уставая удивляться тому, насколько она поглощена им, насколько неутомима в восхищении каждым его словом и жестом. Но потом испугался: как бы дело не зашло слишком далеко!

И под каким-то предлогом расстался с нею, предпочитая после расставания думать, что она восхищается тем, кто перед глазами.

Но вдруг нет? Вдруг все-таки именно он, Борис, чем-то поразил ее?

Проверить нетрудно: ее рабочий телефон у него в записной книжке.

Он позвонил.

Услышав его голос, Женечка так обрадовалась, будто он воскрес из мертвых.

— Что ты? Где ты? Что с тобой случилось? — кричала она.

— Я болел, — сказал Борис. — Ты хочешь меня видеть?

— Господи, он еще спрашивает! Когда?

— Через час будь на углу Краковской и Лыховской в лыжном костюме. Поедем на лыжах кататься.

— Ой, мне отпроситься надо, даже не знаю… — огорчилась Женечка.

— Как хочешь, — сухо сказал Борис.

— Да нет, я смогу, смогу!

И через час она стояла на назначенном месте в меховом пальто, из-под которого виднелся лыжный костюм.

Борис с удовольствием отметил, что выглядит она замечательно. Он подкатил на машине, она вскочила, счастливая донельзя.

— Вот подарок так подарок! — говорила она. — Мне и так везет в последнее время, а тут вообще просто!

— В чем везет? В мужчинах? — насторожился Борис.

— Тут минус. После тебя какие мужчины вообще?

Борис улыбнулся.

Они приехали на лыжную базу «Старт», где у Бориса был прикормленный и припоенный сторож Федотыч, всегда выдававший ему лучшие лыжи (своих у Бориса не было: он катался слишком редко), указывавший самые лучшие, накатанные маршруты и, главное, с ненахальным подмигиванием вручавший ключик от комнаты, соседствующей с раздевалкой и всегда жарко натопленной, там спал сам Федотыч, но содержал ее в чистоте и опрятности. В этой комнатке у Бориса не раз случались и эпизоды мимолетных романов, и начала Больших.

Федотыч как штык был на месте. Получив сверток с копченым салом, которое он обожал, и бутылку «Очищенной русской», он бросился обслуживать гостей.

Через несколько минут они были на лыжне, Женечка уже взбежала на небольшой холм, откуда начинался долгий и приятный пологий спуск, и стояла там, переполненная восторгом, озирая окрестности. В своем красно-синем костюме, с распущенными волосами, не крашенными, а черными от природы, с лицом, на котором не было косметики (только губы блестели, покрытые кремом от обветривания), она была яркой, как на цветной фотографии. Будто живая реклама зимней спортивной одежды.

И такая женщина — ничья, не замужем? — поразился Борис. Где глаза у мужиков?

Он пропустил ее вперед. Из двух соображений. Первое: подавляющее большинство женщин по лыжне идут некрасиво. И от неумелости, и от того, что сами лыжные колеи заставляют невольно косолапить, расставляя ноги. (А некрасивее всего смотреть сзади на профессионалок с их ужасающими мышцами, с их приспособленным только для лыжни и для побед могучим крупом!) И Борису невольно хотелось увидеть эту некрасивость, он поймал себя на том, что поневоле ищет недостатки в Женечке. Второе соображение: женщина идет по лыжне медленнее, а утомляться нельзя — он по опыту знает, как болят нетренированные мышцы даже после часа лыжной прогулки, и потом их может даже судорогой свести в самый ответственный момент. К тому же он вообще не любил, когда кто-то идет за спиной. Это и лыжни касалось, и жизни вообще.

К его удивлению, Женечка шла умело, ровно, изящно, стройность ее только подчеркивалась этим легким бегом. Она развила достаточную скорость, а ведь Борис, приглашая ее на прогулку, даже не спросил, умеет ли она вообще держаться на лыжах. Похоже, подумал он, эта женщина все делает хорошо, потому что делать хорошо — значит получать удовольствие, она любит и умеет получать удовольствие.

Вышли в редколесье, сбавили ход, иногда останавливались, переговариваясь или просто молча оглядывая опушенные снегом деревья. Борис ждал громких неумеренных и приторных восторгов (заранее опять-таки почему-то настраиваясь на раздражение), но Женечка была просто идеальной спутницей. Она говорила ровно столько, сколько хотелось Борису, и молчала столько, сколько ему желалось. На одной из развилок (одна лыжня дальше в лес, другая, делая круг, — к базе) она обернулась, улыбнулась Борису (как подарившему ей все это чудо) и сказала:

— Ну что, назад?

И это был именно тот момент, когда самому Борису хотелось повернуть.

Мистика какая-то, подумал он.

Да и у Женечки вид колдовской, инопланетный даже — ярко выделяющийся на фоне этой белизны и серых стволов. По снегу, мимо лыжни, Борис подошел к ней, обнял, и они долго целовались.

И повернули назад.

Федотыч, отведавший и сала, и водочки, встретил их как родных.

— Вам погреться надо часик-другой! — предупредительно сказал он и сунул Борису ключик.

В заветной комнате было жарко, но не душно. Бутылка легкого вина стояла на столе. Фужеры — чистые. Апельсины — уже порезанные и с выступившими капельками влаги. (Приготовлено Федотычем, которому все это вручил перед прогулкой Борис.) На широкой лежанке постлан огромный тулуп, мягчайшим мехом наружу (и никаких простыней и подушек!). Подле ложа теплилась свечка. Окно глухо зашторено, Борис выключил лампочку, и остался только чарующий свет свечи. Что и говорить, Федотыч знал свое дело!

Борис и Женечка, смеясь беспричинно, выпили по фужеру вина, жадно съели по нескольку долек апельсина.

Продолжая смеяться, легко и просто, как будто это бывало каждый день, они подошли к ложу.

— Король мой, король! — говорила Женечка, обожая Бориса всем существом. И он купался в этом обожании и думал: разве это не идеальная жена? Она любит его, она все умеет, она будет с детьми и плавать, и на лыжах ходить, и по-английски свободно разговаривать. Кстати, не проверить ли?

— Well, — сказал он. — What’s the trouble? You certainly don’t look as if there is anything wrong with you.

— I was not feeling well for some time. I’ve lost my appetite. I don’t sleep very well! — без запинки откликнулась Женечка, блистая прекрасным произношением.

Борис умилился.

И решил задать вопрос, который следует задавать не в порыве близости, ибо женщина может быть этой близостью загипнотизирована, а сейчас, пока они сидят на ложе рядом и смотрят с улыбкой друг на друга, как давние друзья.

— Послушай, Женечка… Ты хотела бы стать моей женой?

Она опустила голову.

— Нет?

Она подняла голову, в глазах блестели слезы, от света свечи они теперь ярко мерцали, как необыкновенные драгоценные камни.