Ольга Домосканова - Зачем тебе моя боль

В пять утра мы встречали рассвет на Площади Света. А в районе семи часов я нажралась в хлам. Именно нажралась, а не выпила, перебрала… Я хоронила свою прошлую жизнь, щедро поливая ее могилу дешевым вином. Домой пришла спотыкаясь и выдергивая на ходу шпильки из прически вместе с клоками волос. В душе было муторно, а в голове билась одна единственная мысль — завтра меня ждет новая жизнь, и в ней не будет места никаким Картерам, слезам и спиртному. С этим я и завалилась спать.

Завтра меня встретило неласковыми объятиями фаянсового друга.

Когда пришло время подавать документы в высшее учебное заведение, я еще не представляла, чем я хочу заниматься по жизни. Сердечные раны зарубцевались, но складывалось впечатление, что во мне умерла та часть души, которая отвечает за чувства. Я плюнула на все свои мечты, замкнулась в себе и перестала обращать внимание на людей вокруг. В таком состоянии меня и нашел самый властный, авторитетный и серьезный человек, которого я знаю — Энайя Дархау, мой дед.

Для начала он поговорил со мной — так, как может только он. Энайя позвал меня к себе в кабинет, усадил в свое кресло и склонился напротив, упираясь руками в стол. Обстановка кабинета не располагала к спокойной беседе, меня напрягало в ней все, даже присутствие расслабляющих сувениров и отвлекающих картин. Но на то он и Энайя Дархау, чтобы привлекать к себе внимание.

— Как ты думаешь, зачем я позвал тебя сюда? — вкрадчиво произнес он.

Я не задавалась этим вопросом. Скажем так — я унизительно мало знала о своем близком родственнике, он никогда не общался со мной более пяти минут, только поздравлял в праздники и звонил, если ему была нужна интересующая его информация. На этом наши контакты с ним ограничивались. Из детских воспоминаний о нем у меня остался только леденящий душу страх. Откуда он взялся — я не могла вспомнить, но знала — если я пойду против его намерений — мне не сдобровать. Такова у него была репутация.

— Я не знаю, дедушка, — тихо произнесла я.

Тяжелый взгляд и слова, четко вбиваемые в мозг:

— Правило первое — ты никогда не должна называть меня дедушкой. Для тебя я Мастер. Ты поняла меня?

— Да, мастер, — соглашаюсь я, боясь возразить.

Энайя удовлетворенно кивает и продолжает:

— Я позвал тебя для того, чтобы довести до твоего сведения следующую информацию — с сегодняшнего дня я беру тебя под свой контроль. Учеба, перемещения, контакты — я буду знать обо всем. Делаю я это не просто так, — он отрывается от стола и начинает медленно прохаживаться по кабинету, а я неотрывно слежу за ним взглядом, цепенея, словно мышь перед удавом. — Так уж вышло, что мой единственный сын оказался слишком слаб духом, чтобы продолжить мое дело. Других детей у меня нет, внуков тоже. Ты, Альена, моя единственная наследница.

Чего и бойся. Не тот человек Энайя Дархау, чтобы просто так оставить после себя наследство.

— Пока я при делах, я займусь твоим воспитанием заново. Чтобы я был уверен в том, что мои начинания в надежных руках. Взамен я требую (заметь, не прошу), чтобы ты целиком и полностью мне подчинялась. Я хочу, чтобы ты понимала, что все, чего я от тебя хочу — для твоего же блага. Надеюсь, наступит тот день, когда ты сможешь искренне поблагодарить меня.

— У меня есть выбор? — только и спросила я.

Он остановился, приблизился ко мне и снова посмотрел на меня. В серо-зеленых глазах, точно таких же, как у меня, отразился мой испуганный взгляд.

— У всех есть выбор, в том числе и у тебя. Ты можешь пойти учиться в техникум, стать уборщицей и выйти замуж за дворника, и думать каждый день о том, не сдохнешь ли ты завтра с голоду. Поверь мне, у меня хватил сил и связей, чтобы тебе это устроить. Или же ты примешь мое решение и станешь успешной женщиной, и будешь иметь все, о чем сейчас ты можешь только мечтать, и ничего не бояться. От тебя требуется отречься от всего, что у тебя было, ради меня. Обещаю, ты никогда не пожалеешь об этом. Так что ты выбираешь, Альена?

А что бы вы выбрали на моем месте, по сути, не имея ничего в этой жизни? Умом я понимала, что подписываю приговор своей свободе, но где-то далеко забрезжила надежда, что я добьюсь того, чего хочет от меня дед, и выйду из-под его настойчивой опеки. Главное — сделать то, что от меня зависит.

— Я приму твое решение, Мастер.

Первым делом Энайя заставил меня поменять номер телефона и удалиться из всех социальных сетей. Он объяснил это тем, что необходимо избавляться от старых ненужных связей и обзаводиться новыми. Дед ограничил даже общение с родителями, забрав меня к себе. Сказать, что мне было страшно — это ничего не сказать. Я осталась одна перед лицом выпавших мне испытаний.

Мне хотелось поделиться своими опасениями с дедом, я даже начала разговор, он внимательно выслушал меня, не перебивая, затем подошел и сжал мою руку до хруста костей.

— Мастер, мне больно, — я попыталась вырваться, но Энайя сжал еще сильнее, так, что у меня слезы брызнули из глаз. И снова этот пронизывающий взгляд.

— Раз уж ты подписалась на сотрудничество, запомни правило второе: чем больше ты жалуешься, тем хуже тебе.

В целом если сказать — у моего деда талант объяснять все с первого раза. Столкнувшись с его подходом к воспитанию, я стала все больше удивляться — как против него пошел отец? Меня по малолетству никто никогда не посвящал в подробности, но даже я знаю, что это был страшный скандал с громкими заявлениями, вследствие чего отец остался без гроша наследства. От более радикальных мер его тогда спасла беременная мной мама. Именно поэтому, я считаю, отец ничего не сказал деду, когда тот забрал меня. Энайя Дархау два раза не объясняет.

Вопрос с моим поступлением, как мне теперь кажется, был решен заранее, а тогда для меня была создана видимость выбора. В последний день подачи документов дед привез меня огромному величественному зданию Универсалитета и повел в конференц-зал на презентацию факультетов. Каждый из деканов расхваливал свой факультет, причем вдохновеннее всего — декан факультета криминалистики. Он так распинался, при всем моем скепсисе о полезности навыков читать следы, даже я почти поверила, что мне именно это и нужно больше всего. В целом, интересно рассказывали многие, но когда нужно сделать выбор, не имея какой-то конкретной цели — это слишком сложно…

…думала я, пока место за трибуной не занял следующий оратор. На вид мужчине можно было дать как тридцать пять, так и пятьдесят. На властном лице сияли молодые абсолютно черные глаза, но роскошную черную шевелюру слегка портили тронутые сединой виски. Абсолютно нетипичная внешность для преподавателя (а как выяснилось позже — он таковым и не являлся) и явно не штатская выправка. Весь его вид говорил о том, что он лучше всех знает, за кем именно сюда пришел.