Крис Манби - Лиза готова на все

– Да, я помню.

– И ты еще нашла какой-то огромный каштан и сказала, что он похож на голову моего отца, – напомнил Ричард.

– Я не хотела тебя обидеть, просто…

– Да ты что, это было очень смешно!

Зачем он говорит об этом сейчас? Может, он спросит еще, помню ли я, как мы вернулись тогда в нашу квартиру на Тафнелл-парк, отпахав пешком пол-Лондона? Был октябрьский вечер, воздух пропитался запахом листвы, которую жгли весь день. По дороге мы пару раз смотрели на петарды, которые запускали какие-то веселые компании. «Это первые осенние салюты в этом году», – сказала я ему тогда. Осень всегда была моим любимым временем года. Познакомились мы как раз в октябре.

Может, Ричард спросит, помню ли я ту ночь, когда мы вернулись с прогулки и я свернулась рядом с ним калачиком и мы говорили о том, что это первая наша Ночь Осенних Костров? Тогда мы тоже гуляли в парке Бэттерси, смотрели на костры, и вокруг были толпы народу, а нам, обнявшимся, казалось, что мы – единственные люди в мире.

Или, может, он спросит, помню ли я, как мы впервые занимались любовью? Впервые – по-настоящему. Я не имею в виду тот невнятный первый раз, когда мы, оба выпив, накинулись друг на друга после паба. Нет, другой, две недели спустя. Тогда мы знали друг друга уже достаточно хорошо, чтобы оставить свет включенным. До этого мы целый день гуляли, и у Ричарда был холодный кончик носа, когда он прижался им к моему лбу и прошептал: «Ты действительно очень нравишься мне, Лиза Джордан».

– Это время года – единственное, когда в Англии лучше, чем здесь, – продолжал Ричард. – Во все другие времена Лос-Анджелес, несомненно, даст Лондону по погоде сто очков вперед, но здесь вообще нет времен года, а значит, нет и золотой осени. В Лондоне же это красивейшая пора, такая романтичная!

Я протянула Ричарду чашку кофе. С молоком. С двумя ложечками сахара. Все, как он любил. Когда он брал чашку у меня из рук, наши пальцы на миг соприкоснулись.

– У тебя такие красивые руки, я всегда это замечал, – сказал Ричард, – такие нежные.

Помнит ли он, как эти руки ласкали его тело? Я буркнула в ответ что-то вроде «спасибо». А потом так случилось, что мы одновременно поставили наши чашки на стол и рванулись друг другу навстречу. Наши пальцы переплелись, мы смотрели друг на друга поверх кофеварки и не могли оторвать взгляд; мое сердце, как часовой механизм, тикало так, что, казалось, еще секунда – и оно взорвется у меня в груди, забрызгав футболку Ричарда кровью.

– Ричард…

– Лиз…

– Я…

Мы одновременно застонали. Я изо всех сил потянулась к нему через стойку бара. Ричард тянулся навстречу мне. Вот он уже совсем близко… Я невольно закрыла глаза… приоткрыла рот. Он дотронулся до моей щеки губами и прижал меня к себе. Вот, сейчас, еще секунда, и его губы…

Бу-буммм!!!

Кофеварка упала на пол и разлетелась на миллион мелких осколков. Черное пятно кофе разливалось по белоснежным мраморным плитам пола – плитам, «доставленным специально для Эрика Нордоффа из Италии». Мне на ногу плеснуло чем-то горячим, но мне было наплевать. Мы с Ричардом чуть ли не боролись, повалившись на барную стойку. Его поцелуй заполнял меня всю, наши языки переплелись, я едва могла дышать.

Не отпуская друг друга ни на секунду, мы переместились из кухни в мою комнату. Мы чувствовали себя, как матросы, пережившие кораблекрушение и вдруг вновь обретшие почву под ногами. Я мертвой хваткой вцепилась в футболку Ричарда и сдернула ее. Ричард боролся с ленточками и шнурками на моем платье. В какой-то момент послышался треск, и я выскользнула из корсета, как шелковичный червь из кокона.

– Лиз!

– Ричард!

– Детка… о боже… я….

Это было даже лучше, чем я могла представить себе в самых смелых мечтах, когда воображение рисовало мне, как все будет, когда мы встретимся снова. Наши тела соприкасались – изгиб к изгибу, так, как будто мы были созданы специально друг для друга. Ну как еще можно объяснить то, что мы совпадали, словно колесики одного механизма?

Мы перекатились через всю огромную кровать и, хохоча, увлекая за собой легкое одеяло от Версаче, повалились на пол. Свились в клубок на искусственной тигровой шкуре, докатились до шкафа, поднялись, извиваясь, не отпуская друг друга, и снова вернулись к кровати.

Ричард уже докрасна натер мне подбородок своей щетиной. Его волосы встали еще более острым «ежиком» – так, словно он сунул палец в розетку. Свадебное платье было смято и брошено в угол комнаты, как половая тряпка. Старинная диадема валялась, погнутая, где-то под кроватью – кто-то из нас отшвырнул украшение туда, когда нечаянно наступил на него и укололся.

– Мне так не хватало тебя! – Кто из нас это крикнул?

Мы оторвались друг от друга, словно развалились на две половинки, выдохнули и с удивлением посмотрели друг другу в глаза.

– Мы поступили правильно? – спросила я.

– Может, и нет.

Ричард улыбнулся. Это была смутная, мимолетная улыбка. Я потянулась, чтобы коснуться его лица, но поборола себя и замерла на миг с протянутой рукой. Потом сделала вид, что просто хотела откинуть назад волосы.

– Поверить не могу… мне кажется, мы все сделали правильно.

– И тем не менее это не так, – сказал Ричард. – Я обручен.

О боже!

Только что я была на вершине блаженства, и вот Ричард снова толкнул меня в пропасть.

– Ты ведь тоже выходишь замуж, – напомнил он.

– Да, но…

Я оборвала себя на полуслове.

– Что же нам делать? – спросил Ричард.

Значит, он думает, нам надо что-то делать вместе, так? Нам есть что обсудить?

Это был идеальный момент для того, чтобы мирно выкурить одну сигарету на двоих. Но сигарет не оказалось. Вместо этого мы просто неподвижно лежали рядом, как средневековый лорд и леди на роскошном смертном одре. Я почему-то представила карикатуру: вот мы лежим так, у каждого над головой висит изогнутый «пузырь», где в комиксах обычно пишут, о чем герой сейчас думает. Только наши пузыри пустые. Ни единой мысли. Ричард вздохнул. Я тоже вздохнула. Ричард снова вздохнул.

– Ричард, – спросила я наконец. – Что происходит с нами? И почему мы расстались тогда, в Лондоне?

Он пожал плечами.

– Не знаю. Я правда не знаю. Мне кажется, у меня тогда был переломный момент в жизни. Мои работы стали раскупать. Известные, важные люди искали встречи со мной. Думаю, у меня просто крыша съехала от успеха. Выходить в свет с девушкой – известной топ-моделью показалось мне естественным следующим шагом на пути к блестящему будущему. Но ты, Лиз, – продолжал он, – оказалась права. Дженнифер, конечно, сногсшибательно красива, но за душой у нее почти ничего нет. Она пуста. Обижается, когда мне хочется провести вечер в студии и поработать, а не идти с ней на вечеринку. Она вообще предпочитает ходить по магазинам и модным тусовкам. Ей неинтересны картины, за исключением аппликаций на футболках от Жан-Поля Готье. Честно говоря, единственная разновидность культуры, которая Дженнифер интересна, это бактерия в «живых» йогуртах.