Крис Манби - Тайная жизнь Лизы

– Все любят клиторальную стимуляцию, – вздохнула Мэри. – А он сам-то ее делал? Послушай, пока вы были вместе, ты все время была недовольна. А теперь, когда он тебя бросил, ты изображаешь роковое влечение.

– Я не способна обидеть живое существо, – возразила я, вспомнив кролика из фильма.

– Ну и в чем дело? Что с тобой происходит?

– Наверно, я люблю его.

– Ерунда. С Брайаном тебе было гораздо лучше, но когда он уехал, ты же не рыдала все время.

Слова Мэри влетали мне в одно ухо, а в другое вылетали. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что когда Фил бросил меня, я раскисла не потому, что он меня бросил, а потому, что это разбередило рану, оставленную отъездом в Штаты Брайана. Я оплакивала не Фила, а потерю Брайана. И еще я думаю, что мне нравилось романтическое ощущение несчастной и брошенной девушки, особенно во время подготовки к диплому, который был реальным проклятьем студенческой жизни.

Понятно, что к экзаменам я не готовилась. Накануне первого экзамена я не корпела над дипломом по английской литературе Средних веков, сидя вместе с другими студентами в библиотеке, а стояла на окне четвертого этажа в комнате Фила и грозила выброситься на Хай-стрит, если он не вернется ко мне. Б́ольшую часть курсовых я не сдала, но каким-то чудом их не сдало большинство студентов моего курса (видимо, у нас был очень слабый курс), поэтому хоть и с посредственными отметками, а колледж я кое-как закончила. А могла бы ту-ту. На что часто намекал Билл, поминая в моем присутствии архиепископа.

– Десмонд Туту [10], улавливаешь? – дразнил он меня.

Я улавливала.

В последний раз я видела Фила, когда нам объявляли результаты. Он заставил меня так страдать (или в то время я так считала), а сам сдал экзамены лучше меня.

В следующий раз, когда я получила новости от Брайана, он тоже защитил диплом (одним из лучших, naturellement [11]) и согласился на скромную должность (по его собственному скромному признанию) в одном нью-йоркском отделении японского банка. Тем временем я вернулась прямиком домой в Солихалл и прожила полгода под присмотром родителей, «приходя в себя» и решая, что же мне делать с жизнью. Вернее сказать, что мне можно делать при таких плохих отметках по английской литературе. Может, учить других? – как саркастически предлагал мне мой руководитель. Может, и стоило воспользоваться его советом, но я не могла заставить себя заполнить хотя бы одно заявление о приеме на работу. Каждый вечер, ложась спать, я давала себе честное слово прямо с утра заняться поисками работы. И каждое утро я хлопала по будильнику, чтобы поспать еще полчасика, а потом еще полчасика, и так до одиннадцати, чтобы успеть ровно к началу дневного телесериала «Ричард и Джуди», а также одеться к приходу родителей.

На Рождество Брайан написал мне, что получил в банке повышение и солидную прибавку к зарплате. Родители предупредили меня, что если я и в следующем году не найду работу (хоть какую-нибудь), то не исключено, что в картонные коробки из-под рождественских подарков мне придется укладывать свои монатки.

В январе Брайан писал мне о покупке замечательной квартиры в модном нью-йоркском районе Сохо. Что касается меня, то, исчерпав гостеприимство родителей, я сложила вещи в армейский рюкзак и переехала в грязный сквот в не очень модном лондонском Ист-Энде, где всем было плевать, работаю я или нет, лишь бы забить хороший косячок. Я по-прежнему вставала в одиннадцать, по-прежнему смотрела сериал, зато теперь я в некоторые дни не одевалась совсем.

Иногда мне звонили бывшие друзья по колледжу. Обычно это выливалось в полчаса мучений, выслушивание вестей о будущей карьере и обещаний обязательно «как-нибудь вместе поужинать». Казалось, все, кроме меня, подались в бухгалтеры. Я убеждала себя, что они просто продают себя, мое же призвание – след в жизни. Я уговаривала себя, что живу творческой жизнью, что выражалось в придумывании должностей, которые я бы хотела занимать, и указывании их на бланках, которые я заполняла дважды в неделю для получения пособия по безработице.

Через год после окончания колледжа под началом Брайана уже трудились шесть человек. Я же нашла временную работу секретарши на упаковочной фабрике в Ист-Энде: вела архивные папки и печатала письма для семи разных сотрудников (шестеро из которых были гораздо моложе меня и, скорее всего, гораздо тупее). В хорошие дни мне удавалось по часу отсиживаться в туалете. Может, поэтому мои сослуживцы ни разу не пригласили меня с собой в паб.

Через два года Брайан уже руководил коллективом из четырнадцати сотрудников, и будни его заполнялись перелетами между нью-йоркскими и лос-анджелесскими офисами банка. Я все же покинула сквот (особого выбора мне не оставалось. Как-то мы с другими жильцами вернулись из клуба домой и увидели, что владелец выкинул наши пожитки на лужайку перед домом и устроил большой костер), хотя квартира, которую я теперь официально снимала, могла бы поспорить со сквотом по уровню грязи и запущенности, а новые соседи – Сима-Чума и Толстый Джо (он, между прочим, именно так сам и представился) были самыми странными людьми, которых я когда-либо встречала.

Зато я больше не работала секретаршей на упаковочной фабрике – они попросили агентство заменить меня на веселую австралийку, – им, видите ли, не нравилось мое отношение к работе (а может, постоянные монологи о том, как лучше всего покончить жизнь самоубийством при помощи канцелярских принадлежностей, навели их на мысль о том, что мне пора отдохнуть). Я пыталась выглядеть благодарной, когда агентство по найму дало мне еще один шанс и направило на двухнедельный испытательный срок в агентство по недвижимости «Корбетт и дочь». Я как раз уговаривала себя, что этот временный контракт – огромная удача, когда вонючий кобель хозяйки, Харриет Корбетт, страстно виляя хвостом, оседлал мою ногу. Иной причины, по которой меня благополучно взяли трудиться (хотя и понизив зарплату) на ниве недвижимости, – я не нахожу.

В своих письмах к Брайану я особенно в детали не вдавалась. Описание моей унылой жизни, состоявшей из ввода данных в компьютер и поглощения холодных бобов прямо из жестянки, ограничилось словами: «У меня все в порядке. Много работаю. Только что переехала на новую квартиру». Зачем ему знать, что моя новая комната размером с буфет, что в ванной нет воды и приходится умываться из чайника. Вернее, из кастрюли с водой, нагретой на конфорке, ибо розетка в кухне не работала и невозможно было вскипятить даже чайник.

Каждый раз, отвечая на мое письмо, Брайан просил меня подробно рассказать о моей жизни в Лондоне. Он был уверен, что я занимаюсь чем-то интересным. Я ограничила свою корреспонденцию открытками, на которых хватало места, только чтобы написать (крупно): «Очень занята, нет времени. Извини. Скоро позвоню. Честное слово». С той только поправкой, что я никогда не звонила. Я надеялась, что Брайан не обидится и поймет, что новая ответственная работа отнимает у меня слишком много времени, тем самым не позволяя писать длинные письма старым друзьям, и сам не перестанет писать письма, которые так много для меня значили.