Ольга Тимошина - Одна французская зима, которая ничего не изменила

Потом Том заговорил:

– У меня больше нет сил тебя удерживать, думаю я сделал все что мог, поверь, если бы я был способен изменить что то, я бы сделал это. Но я не могу дать тебе жизнь в роскошном теплом доме, с прислугой, не могу обеспечить тебя так как ты того достойна.

– О чем ты говоришь! – прервала она его речь. – Не ужели ты думаешь, что я ухожу из за денег, – чуть не плача спросила она?

Она сердилась на себя за то, что этот разговор походил на сценарий мелодрамы, и заранее предвидела все сказанные им и ей слова, но избежать его с другой стороны было уже невозможно.

– Разве на Бали мы были богаты, разве можно упрекнуть меня в корысти, когда мы жили в домике похожим на коробку, питаясь бананами и курицей?

Том молчал, его план затронуть совесть Алены не срабатывал, и она конечно права, по тому как упрекнуть ее в корысти было совершенно не возможно. Кто как не она оплачивала их счета, ухаживала за убогой квартирой, и терпела с ним рядом, пожалуй, самый тяжелый год в его жизни. Но он уже на самом деле не знал, как удержать ее подле себя и был готов на самые отчаянные глупости.

– Так странно, – сказала Алена, – раньше когда у меня были другие мужчины, в минуты расставания я всегда утешала себя мыслью, то когда-нибудь, пройдет время и все что между нами было уже ничего не будет значить. Через год я уже смеялась над этим и это всегда работало. Но сейчас я не вижу себя без тебя. и при этом совсем не вижу себя с тобой тут. Тогда где же я? Меня, что уже нет? – размышляла она вслух.

– И тем не менее, ты есть и есть я. Сейчас и ничего кроме сейчас не имеет значения, – сказал Том.

– Но завтра утром будет завтра! – вскрикнула Алена, – И я должна принять это завтра с каким-то решением. Я слишком долго жила сейчас… – и сердце ее защемило от боли.

– Боль и Бали, – как похоже, – засмеялся вдруг Том, – Ты не любишь меня! – сказал он.

Она привыкла жить с этой ноющей болью, ежедневно оправдывать свое бессмысленное существование на этой планете, с тоской от неопределенности, без цели и без планов на будущее. Она страдала. Страдала гораздо больше, чем до того как решилась на побег из Москвы, бросив тогда привычную жизнь и семью.

– Не оставляй меня, я больше не смогу жить без тебя.

– Том, но я… я больше не могу жить ДЛЯ тебя. Скоро наступит зима, и я правда боюсь, что весь этот кошмар опять повторится. Я больше не хочу прозябать в холоде и нищете, я вижу как ты стараешься изо всех сил, и я уважаю тебя. Я не хочу, чтобы ты стал моим рабом. Лучше останься моим героем, таким как я тебя впервые узнала там. Поверь, вспоминать о мужчине, который был прекрасен, гораздо романтичнее, чем думать об измученным бытом принце.

– Господи, бедная ты бедная, – произнес Том. – Как же тебе тяжело. Ведь ты и вправду не знаешь кого ты любишь: меня, себя, тепло, океан, свободу. На каком месте я в твоем списке любимых вещей? – горько спросил он.

– Не надо так, ты говоришь немыслимые вещи, – она заплакала, уткнувшись подушку, прости меня шептала она, но наверное будет лучше если я уеду. Время пройдет и покажет что правда. Я должна попробовать вернуться. Отпусти меня Том.

– Но если ты вернешься туда, я тебя потеряю. Я знаю что такое там. Там свобода, вечная молодость, там нет времени, есть только эти чертовы волны, от которых сносит голову. И молодость, любовь, там это пресловутое «жить сегодняшним днем». Ты забудешь меня и вылечишься, не подождав и месяца. Ты влюбишься, как это случилось со мной. И ты опять побежишь за ним, – сквозь зубы говорил он. – Но есть и реальная жизнь, где люди работают, учатся, женятся, рожают. И двигаются вперед в соответствии со своим возрастом и… и нельзя вечно бегать с серферской доской и смотреть на закаты… и…

– Том, ну почему нельзя? – прервала она его. – Очнись. Ну кто сказал тебе это? Твое правительство, сосед, мама? Да кто имеет право вообще говорить тебе, что это нельзя? И нельзя что? Жить в радость, жить на океане, жить в лете, мечтать? Стариться с доской в руках? Что конкретно нельзя и почему? И куда вперед ты собрался двигаться, Том? Вперед это где? Что там впереди? Тебе что никогда не говорили, что впереди конец? Так зачем мне нужна вся эта борьба и суета, если конец у всех до единого один? Зачем я буду тут барахтаться, расталкивая локтями людей что бы найти свое место под солнцем, если там оно светит для всех и никому не тесно? Возможно ты прав, и я встречу кого-то, но это совсем теперь уже не важно, по тому, что я знаю что такое любовь. Ты дал мне ее и ты измучил меня ей. Любовь это привязанность, кабала, если хочешь, невозможность выбора, это цепи. Я поехала за тобой хотя и не хотела этого, осталась с тобой вопреки своей воли по тому, что любила. И если ты последуешь теперь со мной на Бали, то в таком случае ты попадешь в эту ловушку, и ты пойдешь против своих желаний и планов.

– Но мне остался всего год до конца учебы, – запротестовал Том.

– Ты просишь у меня еще год? – прервала его Алена, – А потом что?

– Я не смею просить тебя, ты должна выбрать сама.

Она беспомощно развела руками. Она была убита и странно, что при этом до сих пор жива.

Ей абсолютно нечего было сказать.

– Ты должна выбрать, – сказал Том.

– Я уезжаю на Бали и дам тебе ответ оттуда. Моя виза заканчивается через две недели. Почти в одно время вместе с летом, – с иронией произнесла она. – Завтра я закажу билет. Я уезжаю и решу все там.

– Конечно, конечно, – растерянно произнес Том.

– Я не хочу тебя мучить, – сказала Алена, – мне тоже больно, я покончу с этим как можно скорее. Когда все решено, тогда уже не страшно.

Они оба плакали, плакали всю ночь до самого рассвета, их тела разметавшиеся по разным половинам кровати были парализованы страхом, страхом за решение, которое будет принято через две недели. А за окном дождем с неба падали августовские звезды, Алена наблюдала за их длинными хвостами, теряющимися за черным горизонтом, и шептала: «Пусть только все это кончится…»

Следующими днями она сидела на берегу моря почти все время одна. Том постоянно отлучался то в Ницу, то в Канны, и она даже не спрашивала зачем. Ей было очень хорошо с собой наедине. Она предвкушала как выйдет из самолета, приземлившегося в Денпасаре, и как в ту же секунду ее накроет горячий и влажный воздух Бали. Может даже будет идти настоящий тропически ливень, как было, когда она приехала в первый раз, и она подставит лицо под облачное низко небо и может даже поплачет вместе с дождем.

А сейчас она сидела одна, и на душе у нее было удивительно спокойно, хотя решение еще не было принято, но сам факт того, что она наконец сможет покинуть Францию, бесконечно радовал ее душу.

Она размышляла о своей жизни и задавала себе вопрос: кто же есть она на самом деле?