Оксана Сергеева - Райская птичка (СИ)

- Не прикасайся ко мне, - прозвучало нетвёрдым тоном, но он не обратил на это внимания и шагнул настолько близко, что вздохни она глубже, коснулась бы его груди. Отступить было некуда, поэтому она замерла, едва дыша, и сжимая его руку, останавливая и предупреждая сама не зная от чего. Или знала…

Его рука была горячей, и эта теплота рождала ненужные воспоминания. У обоих. Теперь она это видела. Это горело в его чёрных глазах, смущало, заставляя сердце отбивать тот ритм, что неделю назад в том чёртовом номере и рождало перед глазами такие картинки, от которых она краснела до корней волос.

- Иди, - через мгновение сказал он и, отпустив её, отступил. Энджи не нужно было повторять два раза, она выскочила из кабинета, задержавшись на пороге, чтобы перевести дыхание и хотя бы немного собраться, что практически невозможно сделать за пару секунд. И, кажется, не очень удалось. Ладонь соскользнула, и защёлка громыхнула, привлекая внимание секретарши. Девушка приостановилась, собрала оставшиеся крупицы своего спокойствия, осторожно взялась за позолоченную ручку и мягким движением закрыла дверь. Сделав непринуждённый вид - по крайней мере, она попыталась его сделать, - покинула приёмную. И дальше шла, стараясь сохранять на лице всё то же выражение, но поняла, что не может. Свернув к служебной лестнице, Энджел спустилась вниз и остановилась у окна. Уставилась в него, но уже ничего не видела, потому что пелена из невыплаканных слёз заволокла глаза. Она не собиралась реветь навзрыд, но, кажется, слёз накопилось гораздо больше, чем можно выдержать. И непонятно, как сейчас смогла. Но если и плакать, то только дома, где никто не видит и никому ничего не нужно объяснять. Когда-нибудь она разревётся по-настоящему, а не пустит пару тихих слезинок как обычно.

- Как… Как я буду с ним работать? Как?.. – тихо проговорила она, что больше походило на вымученный стон. – Боже, помоги… Как? - Она сделала ещё один глубокий вдох, слегка прерывистый.

Была словно выжатый лимон. Нет, скорее, будто её прожевали и выплюнули, вывернули наизнанку без особых усилий, медленно и с видимым удовольствием. Она обхватила себя, будто защищаясь, но потом посмотрела на руки. Пальцы дрожали, причём очень заметно. И не только пальцы, но и она сама, да и всё внутри, потряхивало от пережитых эмоций. Или ещё не пережитых, потому что лёгкий шок до сих пор не отпустил. Как её угораздило связаться именно с ним? Почему понадобилось зайти именно в этот бар? Из-за своего расстроенного состояния она даже не помнила, сидел ли он там до её прихода или нет. Но это было неважно, важно только то, что она умудрилась снять именно его. В баре было полно мужиков, но она выбрала его.

Неделю назад она решила подарить себе приятный вечерок. И подарила. А сегодня получила инъекцию унижения. И здраво предполагала, что это была лишь первая доза заготовленной для неё терапии.

Сегодня при свете дня, а не в полутьме бара, как говорится, в твёрдом уме и добром здравии, он произвёл ещё более сногсшибательное впечатление. Она разглядела некоторые нюансы, которых не заметила тогда. Да и не собиралась она замечать их в тот вечер. Он был всего лишь мужчина на одну ночь - «машина для секса», - для поднятия настроения и собственного эксперимента, результатами которого она осталась довольна. Он заставил её почувствовать то, что она в себе никогда не ощущала, напугал её, открыв новые грани сексуальности. Внезапно, настолько быстро, что слегка пошатнул её мировосприятие. Но всё это не имело бы такого ощутимого значения, если бы больше никогда не пришлось встретить его вновь и краснеть за одну единственную в её жизни такую «свободную» ночь.

Энджел всегда терпеть не могла мужчин с длинными волосами, считала их женоподобными. На ум всегда приходили неудавшиеся поэты с засаленными прядями и певцы с торчащими в разные стороны космами. В общем, примеры самые, что ни на есть, неудачные.

Но он… Он разрушил её привычные стереотипы о женоподобности и мужественности. Разбил вдребезги. Словно по какой-то злой шутке ей подсунули этого мужчину, чтобы разрушить то, в чём она до этого была уверена; поставили в нехарактерную для неё ситуацию, проверяя порог чувствительности и собственной выдержки.

Уж чья мужественность не вызывала сомнений, так это - его.

Он так и стоял, вперив взгляд в дверь, которая закрылась за ней с еле слышным щелчком.

Проблем по горло ещё и эта девка! Девка… Откуда она вообще взялась? Рис подсунул? Как раз этой головной боли ему и не хватало!

Но только девушка, что минуту назад покинула его кабинет, уже стала той самой головной болью и в последнее время другой он не испытывал. Она заняла его мысли с той самой ночи.

Восхитительная эта была ночка. Страстная, необузданная, без ханжеской стыдливости. И было что-то в этом зверино-прекрасное – вот так придаться страсти, не имея друг о друге никакого представления, даже имени не зная. И сожаление было первым, что он испытал, когда скользнул рукой по пустой постели. Вторая половина кровати была неприятно холодная, а значит, она ушла давно. Молодая особа и вправду оказалась весьма занятной, сказала «никаких имён», но он не воспринял эти слова всерьёз и не думал, что утро придётся встречать в одиночестве. Огляделся и прислушался. Так и есть, она ушла. В номере стояла тишина, из ванной не доносилось ни звука. Резким движением Данте распахнул тяжёлые шторы, и солнце, ударив в глаза, на миг ослепило. Уже даже не утро. А день, в самом его разгаре. С минуту он задумчиво наблюдал как внизу пенистые волны безмятежно вылизывают берег, полируя песок.

Ледяной душ помог смыть жаркую волну возбуждения, прокатившуюся по телу при мысли о ней, их бурной ночи и возможном совместном утре, несостоявшемся по воле сбежавшей особы. Когда тело покрылось мурашками от почти невыносимой холодной воды, последние остатки сна исчезли, пришла желанная бодрость духа, а с ним и другое не очень приятное состояние души – некая неудовлетворённость, что было весьма удивительно после такой-то ночи. Внимательно он осмотрел каждый уголок в номере, от ванны до спальни, с маниакальным желанием найти хоть какое-нибудь доказательство её присутствия, хоть что-нибудь, свидетельствовавшее о том, что она вообще здесь была, но кроме запаха духов пропитавшего смятые простыни не осталось ничего.

Он думал о ней. Долго не мог выбросить из головы образ голубоглазой блондинки, на первый взгляд ничем от других не отличающейся. Но даже при своих возможностях не представлял, как можно найти девушку, не зная даже её имени, не говоря о большем. Если только тупо перебрать сотни тысяч девушек со светлыми волосами, а это невозможно. Через пару дней он выбросил её из головы. Не одна она на белом свете такая прекрасная, чтобы поднимать мировой переполох.