Эмма Чейз - Все закручено

Я потеряла свою девственность на заднем сидении той машины. После выпускного. Да — я статист. В то время я думала, что это было верхом романтики, пиком совершенства.

Но, опять же, мне было не с чем сравнивать.

Билли любил ту машину. И я готова поспорить на свою степень по бизнесу, что он до сих пор хранит ее в своем гараже в Лос-Анджелесе.

Все еще напевая, я взялась двумя руками за удерживающие ремни, а Билли развернул машину на 360 градусов. Это был ужасный маневр. Вы упираете педаль в пол, резко дергаете руль и тянете ручной тормоз. Это лучший способ совершить поворот с заносом — только если в вашей машине не отвалится дно или что-нибудь такое.

С дороги поднимается пыль, а на лобовое стекло брызгает грязь. У нас всегда так было. Комфортно. Незаморочно. Ну, по крайней мере, когда мы были здесь, в Гринвиле.

Когда я пошла в колледж и бизнес-школу, мы изменились. Стали меньше походить на Бони и Клайда, а больше на Венди и Питера Пена. Но здесь, когда были только он и я, и остальной мир не существовал, мы могли снова стать теми детьми. Детьми, которые хотели одного и того же, которые мечтали об одном и том же.

Колеса завертелись, и Билли резко выехал на грунтовую ровную дорогу. А у меня такое чувство, будто мы летим. Будто я снова свободна. И ни о чем в мире не нужно волноваться.

А самое лучшее? Первый раз за практически четыре дня я не думаю о Дрю Эвансе, вообще.

Когда мы возвращаемся в мотель Билли, уже темно. Мы вваливаемся через дверь — уставшие, грязные и смеющиеся. Я падаю на диван, а Билли берет с кухонного стола бумагу.

— Где Ивэй?

Он поднимает вверх записку.

— Уехала в Лос-Анджелес. Говорит, непереработанный воздух атакует ее поры.

— Ты не выглядишь сильно расстроенным по этому поводу.

Он достает из холодильника два пива и пожимает плечами.

— Мне плевать.

Билли поднимает гитару, лежащую на кофейном столике, и начинает бренчать по струнам. Потом сует руку за подушки и достает оттуда пакетик. Швыряет его мне.

— Ты до сир пор лучше всех скручиваешь косяк на этом берегу Миссиссиппи? Или окончательно уподобилась остальным?

Я улыбаюсь и беру пакет. Свернуть хорошую сигарету требует концентрации. Возьмете слишком много табака — очень затратно, слишком мало — и все испортите.

Это расслабляющий процесс. Как вязание.

Я облизываю край бумаги и приглаживаю. Потом отдаю Билли.

Он восхищенно смотрит на сигарету.

— Ты мастер.

Зажимает сигарету в зубах и открывает свою Zippo. Но прежде чем из нее выходит пламя, я захлопываю крышку зажигалки.

— Не надо. Я тоже могу надышаться.

— И что?

Я вздыхаю. И смотрю Билли прямо в глаза.

— Я беременна.

Он выпучивает глаза, а сигарета выпадывает у него изо рта.

— Точно?

Я киваю головой.

— Точно, Билли.

Он садится прямо, уставившись на стол. И какое-то время ничего не говорит, так что я заполняю тишину.

— Дрю его не хочет. Сказал, чтобы я сделала аборт.

Произношу слова прерывисто. Тихо. Потому что до сих пор не могу поверить в то, что это правда.

Билли поворачивается ко мне и шипит.

— Что?

Я киваю. И рассказываю ему остальные отвратительные подробности моего отъезда из Нью-Йорка. К тому времени, как я заканчиваю, он уже на ногах, раздраженно мечется по комнате. И бормочет:

— Этот придурок должен мне пистолет.

— Что?

Он отмахивается от меня.

— Ничего.

Потом садится и проводит рукой по своим волосам.

— Я знал, что он говнюк — я знал , черт возьми. Хотя и не принимал его за Гарретта Баклера. В каждом городе есть два типа районов — хорошие и не очень. Гарретт Батлер был из хорошего района Гринвилля, с автоматическими распылителями воды и особняками с лепными фасадами. Он был старшеклассником у нас в школе. И с самого первого дня в школе в том году, Гарретт был сосредоточен на одном: Ди-Ди Уоррен.

Билли возненавидел его сразу. Он никогда не доверял людям с деньгами — деньгами, которые они заработали не сами. И Гарретт был не исключением. Но Долорес забила на Билли. Сказала, что Билли был смешен. Назвала его параноиком. Сказала, что хочет дать Гарретту шанс.

И дала. А еще дала ему свою девственность.

А четыре недели спустя, на трибуне за школой, Долорес сообщила Гарретту, что беременна. По всей видимости, мы, женщины Гринвилля, те еще Плодовитые Мирты.

Не плюйте в нас, а то можете нас обрюхатить.

И да, не смотря на все секс уроки, которые преподала нам Амелия, это все-таки случилось. Потому что — вот как раз то, что многие люди забывают о подростках — иногда они просто творят всякие глупости. Не потому что им не хватает знаний или источников информации, потому что они чертовски молоды, чтобы действительно понимать, что у всякого действия есть свои последствия.

Которые могут изменить всю их жизнь.

В общем, сами представляете, Долорес была в ужасе. Но как любая романтичная молодая девушка с огромными от страха глазами, она подумала, что Гарретт ее поддержит. Что они вместе пройдут через то, что им был уготовано.

Она ошибалась. Он сказал ей, чтобы она проваливала. Обвинил ее в том, что она пыталась заманить его в ловушку — сказал, что не верил, что этот ребенок был вообще его.

Такие истории, как шампунь — прополоскайте, повторите еще и еще.

Долорес была раздавлена. А Билли … Билли был охренеть, в какой ярости. Я была с ним в тот день, когда он украл белый Камаро с парковки Уолгрина. Я ехала за ним на его Ти-берде к мастерской ворованных машин, где ему за нее дали триста долларов.

Как раз достаточно, чтобы заплатить за аборт.

Мы могли бы пойти к Амелии, но Долорес слишком стыдилась. Так что мы сами поехали в больницу. И я все время держала ее за руку.

После этого Билли привез нас ко мне домой. А потом пошел искать Гарретта Баклера. Когда Билли его нашел, он сломал ему руку и повредил челюсть. И сказал ему, что если он кому-нибудь хоть слово скажет про Долорес, он вернется и сломает ему остальные четыре конечности, включая ту, что между ног.

По сей день это самый хранимый секрет в Гринвилле.

— Знаешь что? Да и хрен с ним. Ты хорошо зарабатываешь, так что уже точно не нуждаешься в его деньгах. И вся это фигня, что ребенку нужен отец? Преувеличено. У тебя был отец сколько? Пять минут… у меня и кузины вообще их не было никогда. И все у нас отлично.

Он еще раз обдумывает, что сказал.

— Ну ладно… может, не у Долорес. Но, тем не менее, у двоих из трех — не плохой результат. Мы могли бы…

Я его перебиваю.

— Думаю, я сделаю аборт, Билли.

Он замолкает. Полностью.

Абсолютно.

Но его шок и разочарование долбят громко — как огромные барабаны.

Или, может, это просто мое чувство вины.

Промните, как двадцать лет назад Сьюзен Смит утопила своих двоих детей, потому что ее парень не хотел женщину с детьми? Как и вся страна, я считала, что ее надо подвесить за пальцы и по коже царапать теркой для сыра.