Эмма Чейз - Все закручено

Да. В этом есть смысл.

Раз уж мы все равно ждем, давайте поговорим о самом сокровенном испытании для женщин: гинекологический осмотр. Странный донельзя.

Видите ли, всю нашу жизнь в раннем возрасте нам, девочкам, говорят оставаться девственницами. Держать ноги скрещенными, колени вместе. А потом, нам исполняется восемнадцать. И нам надо пойти к врачу, который, согласно статистике, мужчина среднего возраста. Нам надо раздеться догола — полностью. И разрешить ему нас пощупать. Залезть в нас пальцами. Абсолютному чертовому незнакомцу.

О, а потом самая лучшая часть: беседа. Угу, он разговаривает с вами во время осмотра. Как дела в школе? Сегодня дождливо, правда? У мамы все нормально? Все ради того, чтобы отвлечь вас от того факта, что его запястье глубоко в вашей вагине.

Скажете нелепо?

И вот только не надо мне сейчас жаловаться, мужчины, на ужасы ваших осмотров простаты. Не сравнивайте. Один маленький пальчик в задницу может оказаться даже приятным. Вам хотя бы не нужно задирать ноги на хитроумное изобретение, которое изначально служило, как устройство для пыток в средневековье. Здесь женщины явно оказались крайними.

Медсестра в голубой форме называет мое имя. Мама и я поднимаемся и идем в первый кабинет слева.

Я снимаю одежду и надеваю розовую клеенчатую рубашку, которая распахивается спереди.

Это чтобы лучше тебя видеть, Красная Шапочка.

Я сажусь на кушетку, подо мной шуршит бумажная простынь. Мама стоит сбоку, ободряюще гладя по руке. Подходит врач.

Посмотрите. Белая бородка. Пухлые щечки. Круглые очки. Ему бы еще красную шляпу, и мог бы точно сидеть на той последней движущейся платформе на параде в честь Дня Благодарения, что устраивает универмаг Macy’s.

К моему влагалищу полезет Санта Клаус? Вы шутите?

Рождество уже никогда не будет, как прежде.

— Привет, Кэтрин. Я — Доктор Уизерспун. Терапевт Вашей мамы, Джоан Борделло, сейчас в отпуске…

Ну, конечно, она в отпуске.

— …и я ее замещаю. — Он смотрит на бумаги, что у него в руках. — Судя по дате Вашего последнего менструального цикла, у вас шесть недель?

Я киваю.

— И у вас было некоторое кровотечение и тянущие боли?

— Совершенно верно.

— Можете мне описать кровяные выделения, пожалуйста? Цвет? Были ли сгустки?

У меня хриплый голос.

— Началось все с буровато-розовых. Как в первый день месячных. По дороге в больницу кровь пошла сильнее… ярко-красная… а потом… снова стала коричневой. Я не… не думаю, что были сгустки.

Он кивает головой, а глаза у него добрые.

— Я читал выписку врача из скорой, но хотел бы посмотреть еще сам. Вы не против, Кэтрин?

Я выдавливаю улыбку.

— Хорошо. И можете называть меня Кейт, все так делают.

— Ладно, Кейт. Когда будешь готова, подвинься к краю кушетки и положи ноги на держатели, пожалуйста.

Пока я следую его указаниям, он подкатывает тележку с монитором и клавиатурой. А потом поднимает длинную пластиковую белую палочку, которая похожа… ну… похожа на фаллоимитатор.

Для слона.

Я отрываю от кушетки голову.

— Ааа… а это что?

— Это вагинальный ультразвук. Выглядит страшновато. Я знаю…

Ну уж нет, Санта…

— …но больно не будет.

А потом он достает пакетик из фольги, разрывает его и накручивает огромный презерватив на слоновый хрен.

Без шуток. Нарочно не придумаешь.

— Просто постарайся расслабиться, Кейт.

Конечно. Какие проблемы. Просто представлю, что я в спа. Делаю массаж яичников.

Он осторожно вводит жезл. А я морщусь. В кабинете стоит тишина, пока он туда-сюда водит своим инструментом. Он не врал, это не больно. Просто… смущающе.

— Тянущая боль до сих пор присутствует?

Я пялюсь в потолок, специально, чтобы не смотреть на маленький экран.

— Нет. После прошлой ночи, нет.

Я уверена, что алкоголь и травка заблокировали все болевые точки в моем теле.

Я слышу постукивания по клавишам, а потом жезл вынули.

— Теперь ты можешь сесть, Кейт.

Я сажусь.

— Видишь вот это мерцание, вот здесь?

Мой взгляд задерживается на экране, прямо куда он показывает.

— Да.

— Это сердцебиение твоего ребенка.

Из легких выходит воздух. И я в ужасе.

— То есть, вы хотите сказать… он все еще… жив?

— Верно.

Я сцепляю руки вместе и чувствую, как подступают слезы, готовые хлынуть, как из прохудившейся плотины.

— Когда он… Сколько осталось до того, как… случится выкидыш?

Он накрывает мои сцепленные руки одной своей.

— Судя по моему осмотру, уровню твоих гормонов, и тому, что ты мне рассказала, я не вижу причин выкидыша.

Я резко вздергиваю голову.

— Погодите… что? Но пошлым вечером врач сказал…

— Иногда бывает сложно на таком маленьком сроке различить сердцебиение эмбриона обычным ультразвуком. Что касается кровотечения, в первом семестре это вполне обычное дело. Сейчас, однако, раскрытия матки нет, анализ крови без особенностей, сердцебиение плода в норме. Все эти факторы указывают на обычное течение беременности, которая продлится на весь срок.

Мама обнимает меня за плечи, с облегчением и волнением. Но мне нужно больше.

— Значит, Вы говорите… я его сохраню? У меня будет этот ребенок?

Доктор Уизерспун усмехается.

Звук радости.

— Да, Кейт. Этого ребенка ты должна сохранить. Предварительная дата родов — двадцатое октября. Поздравляю.

Я закрываю рукой рот, а из глаз текут слезы. Я улыбаюсь так широко, что сводит скулы. И обнимаю свою маму в ответ.

— Мам…

Она смеется.

— Знаю, милая. Я так счастлива за тебя, я так сильно тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю.

Вот как все это должно было быть изначально. Без страха. Без сомнений. Только радость. Эйфория.

Это самый прекрасный момент в моей жизни.

Я одеваюсь быстрее, чем жена, которую подловили на измене, и выбегаю в комнату ожидания. Долорес и Билли смотрят на меня удивленно во все глаза.

— Я все еще беременна! Нет у меня выкидыша!

Они встают.

— Вот черт!

— Я так и знала, что Доктор Хрен ни черта не шарит!

Начинаются улыбки и объятия, а потом моя лучшая подруга меня спрашивает:

— Я, так понимаю, ты определилась? Ты его сохраняешь?

Опускаю руки на живот, уже представляю, как он будет расти.

— До тех пор, пока ему не исполнится восемнадцать и не пойдет в колледж. И даже тогда. Я могла бы заставить его остаться дома, а в колледж просто ездить.

Она кивает, в знак одобрения.

Билли падает передо мной на колени.

— Эй, ты там. Я — дядюшка Билли. — Потом поднимает свой взгляд на меня, обеспокоенно. — Я же могу быть Дядюшкой Билли, верно? Ты же позволишь стать мне Дядюшкой Билли. Единственное что мне остается, так это Долорес — и кто знает, какого фрика она из себя выдавит.