Шантель Седжвик - С любовью, Лукас

Карсон тоже смеется, хотя каждое движение, похоже, причиняет ему боль. Прекратив смеяться, он смотрит на меня.

— Это было мило. Ты должна делать это почаще.

Я приподнимаю бровь.

— Хрюкать?

— Очень притягательно.

— Лукас ненавидел, когда я так делала. Он говорил, что я как парень.

— Я не хрюкаю, и я парень.

— Замечательно. И кто тогда я?

Он посмеивается и подносит мою руку к губам, чтобы поцеловать.

— Это значит, что ты красивая. Хрюкаешь ты или нет.

— Так я чувствую себя немного лучше. Наверно.

Снова заходит медсестра и смотрит на нас.

— Мне нужно проверить рану Карсона. Вы, возможно, не захотите здесь остаться, когда я буду это делать, поэтому можете выйти ненадолго в приемный покой.

— Она может остаться, — говорит он.

Я сжимаю его руку, давая понять, что никуда не уйду.

— Да. Думаю, что останусь.

Поездка домой проходит в тишине, за исключением маминой музыки по радио. Я устала. Я осталась в больнице на целый день и ушла только тогда, когда медсестры выгнали меня, чтобы Карсон поспал.

Смотрю на маму. Она тоже выглядит уставшей.

— Спасибо, что подвезла меня сегодня.

— Не за что.

Я какое-то время сижу и наконец собираюсь с силами, чтобы сказать:

— Ты знала насчет тетради Лукаса. Ты в ней писала.

Она ничего не говорит, просто кивает и смотрит на дорогу.

— Почему ты не сказала мне, что он ее хранил?

— Он заставил меня поклясться, что я не скажу.

Так и могу себе представить, как он заставил ее произнести какую-то клятву. Улыбаюсь.

— Так на него похоже.

— Ты уже прочитала ее?

— Нет. Не могу заставить себя прочитать последнюю запись.

— Прочитай. Он любил тебя, Окли. Каждый раз, когда тебя не было в больнице, он продолжал спрашивать, когда ты придешь. Я уверена, что он жил именно ради тебя. Ты была его лучшим другом. Надеюсь, ты знаешь, как много значила для него.

— Он значил для меня еще больше, — говорю я. Так и есть. Благодаря Лукасу я многое узнала о себе. До того, как он заболел, во время болезни и даже сейчас. Он не боялся совершать поступки. Не боялся просто быть самим собой. Он видел хорошее во всем. И благодаря тому, что я читаю его тетрадь каждый день, его счастье и оптимистичный настрой к жизни начинают передаваться мне. — Я скучаю по нему.

— Я тоже. — Она улыбается, а затем открывает рот, чтобы сказать что-то еще, но закрывает его. Я знаю, что она собирается сказать, и делаю это за нее.

— Извини меня, — говорю я.

— Окли…

— Нет. Извини за все. Я была ужасной дочкой. Тебе было сложнее из-за меня, мам. Ситуация с Лукасом, папой. Я…Извини меня. Я просто так сильно скучаю по Лукасу, и выместила это все на тебе. Я не осознавала, что тебе тоже больно.

— Ты в этом не виновата, Окли.

— Я во многом виновата. Ты ничего не сделала, только любила меня. А я тебя оттолкнула. И папу тоже. И всех дома. Я такая идиотка.

— Ты не идиотка. И если кто и должен извиняться, так это я.

— Тебе не за что извиняться.

— Есть. Извини, что меня не было рядом, когда Лукас проходил через все это. Я не была готова его потерять. Я не знала, как говорить с тобой об этом, так что я тебя отвергла. — Слезы наполняют ее глаза, и она моргает, позволяя им катиться по щекам. — Мне так жаль. И я тоже не знала, как развод повлияет на тебя. Чувствую себя ужасно.

— Я понимаю, мам. Правда.

— Я люблю тебя, милая. Хочу, чтобы ты это знала. Правда люблю. Не знаю, что бы я делала без тебя, и…Я возмещу тебе все эти месяцы. Я это исправлю.

Я тянусь и беру ее за руку.

— Я тоже тебя люблю. И мы исправим это вместе.

Я снова смотрю на тетрадь. Доставала ее уже столько раз, но по какой-то причине, кажется, не могу заставить себя прочитать последнее письмо. Почерк не Лукаса. А это значит, что письмо — последнее, что он хотел сказать мне до того, как умер. Это значит, что письма закончатся, и мне больше нечего предвкушать. Все советы и воспоминания прекратятся, и я боюсь, что снова впаду в депрессию. Не хочу, чтобы они заканчивались. Не хочу, чтобы это осталось в прошлом.

Но мне хочется знать, что он скажет.

Тетрадь находится в моих руках почти пятнадцать минут. Я все еще смотрю на нее, задаваясь вопросом, что может быть в его последнем сообщении для меня. Прерывисто вдыхаю и открываю ее.

Дорогая Окли,

Как ты уже знаешь, это не мой почерк. Мама пишет за меня, так как сам я больше не могу. Мое время почти истекло. Я это чувствую. Мое тело отказывается функционировать, и я, честно говоря, приветствую это. Я не боюсь умирать. Это целое приключение, с которым я готов встретиться лицом к лицу.

Со всей серьезностью хочу тебе кое-что сказать. Никогда не теряй надежду. Даже когда ситуация хуже некуда, тебя всегда проведет надежда. Она была постоянным моим компаньоном в последние несколько месяцев, и даже несмотря на то, что я знаю, что не справлюсь, я все еще надеюсь, что оставлю в этом мире что-то хорошее.

И насчет моего ухода. Люди состарятся, будут жить дальше, забудут обо мне, но я знаю, что ты не забудешь. Ты была возле меня, надеялась, молилась все это время. И я хочу сказать, как много это для меня значит.

Я каждый день предвкушаю наши встречи. Ты всегда воодушевляешь меня и возвращаешь на землю. Твое счастье заразительно. Пожалуйста, не теряй его. Я знаю, что есть много людей, на жизнь которых ты окажешь воздействие. Есть много людей, которых ты встретишь всего на одну секунду, и они захотят узнать о тебе все. Ты так влияешь на людей. Твоя улыбка, твой смех. Даже твое дурацкое похрюкивание. Но шутки в сторону, ты красива и внутри, и снаружи.

Я знаю, что тебе будет сложно, когда я умру. Ты будешь по мне скучать. И поверь мне, когда я говорю, что тоже буду скучать по тебе. Мы через многое прошли вместе, и это нормально. Но не позволь печали помешать тебе заниматься тем, для чего ты предназначена. Ты будешь выдающейся в этом мире, Окли. Я чувствую это. Ты та причина, по которой я еще здесь. И это не шутки. Без тебя я бы сдался много лет назад. Поэтому не потеряй эту искру. Не потеряй надежду. Будь предана сама себе и живи своей жизнью. Не тяни за собой прошлое, но и не забывай его. И не забывай меня.

Я люблю тебя, моя маленькая сестричка.

С любовью, Лукас.

Я так сильно плачу, что даже не могу прочитать последние слова. Стараюсь вытереть слезы настолько быстро, насколько они текут, но не получается. Закрываю тетрадь и лежу на кровати, зарывшись лицом в подушку. Мне нужно поплакать. Мне нужно высвободиться, а затем я смогу взять себя в руки и выясню, что делать дальше.

Проходят часы. Мои глаза опухли и покраснели. Голова болит. Подушка промокла в том месте, где я на ней лежала, а тело болит от рыданий. Я сажусь, убираю влажные волосы с лица и шмыгаю носом.