Игорь Соколов - Мнемозина, или Алиби троеженца

– Она жива, – всхлипнула Капа.

– Жива, еще как жива! – обрадовалась Нонна Львовна, показывая ей девочку.

Мнемозина протянула ей чистую пеленку, и Нонна Львовна обмотала ее пеленкой, а потом я снял пиджак, и мы завернули ее в мой пиджак.

Вот так моя третья дочка родилась в воздухе, неподалеку от скалы Айерс-Рок, которая постоянно меняет свой цвет и является чудом природы, и таким образом одно чудо природы притянуло к себе другое, и дало вместе с нами жизнь нашей дочери – Елене.

У нас была мысль дать ей имя Айерс-Рок по названию скалы, у которой она родилась, но, подумав о том, какие наша девочка потом будет испытывать неудобства из-за своего имени, мы быстро раздумали. Знавал я одну старушку. Она работала в нашей больнице санитаркой.

Это была очень несчастная и одинокая женщина, и звали ее, как сейчас помню, Драздраперма! – что в несокращенной форме означает: «Да здравствует первое мая!»

Не знаю, о чем думали ее родители, когда давали ей имя, но думаю, что во многом она стала несчастной благодаря данному ей при рождении имени.

Уверен, что имя несет в себе некую символичность будущей жизни, и пусть эта символичность весьма условна, но иногда имя может с человеком сыграть весьма злую шутку. Конечно, мы уже не смогли посетить крупнейшие города Австралии – Сидней и Мельбурн, не смогли посетить большой барьерный риф, не смогли увидеть чудесные морские пейзажи, и уж тем более не смогли получить никакого вида на жительство в Австралии, хотя именно здесь родилась наша дочка – Леночка, и именно здесь мы поняли, что свою Родину – Россию мы не променяем ни на какую красоту австралийской природы.

Леонид Осипович с Елизаветой Петровной так и не смогли приехать к нам в Австралию, поскольку их загранпаспорта оказались просроченными, однако они встретили нас в Шереметьеве.

Для них было полной неожиданностью, когда они увидели трех моих жен с тремя дочками, да и у Мнемозины с Верой заметно начали округляться животики.

– Вы уж как-нибудь поосторожнее! – недовольно проворчала Елизавета Петровна.

– Мама, а разве плохо рожать?! – улыбнулась Мнемозина, прижимаясь с Нонночкой ко мне, и лица Веры с Капой тоже засветились безумными улыбками.

– Но если человек хочет и может, то почему он тогда должен в себе все это хранить?! – заступилась за меня Нонна Львовна.

– Мужик должен быть мужиком, – поддержал ее Скрипишин, успевший в полете выпить несколько маленьких бутылочек коньяка.

А тут и детишки разревелись, вроде как на защиту папашки родного проснулись.

– Ну, ладно, – вздохнула Елизавета Петровна, вроде как, понимая, что она все равно не в силах, что либо исправить.

Леонид Осипович с большой опаской взглянув на мне в глаза, очень долго и крепко жал мою руку.

Жить мы решили в квартире Мнемозины, на набережной, неподалеку от храма Христа Спасителя. Уже на следующий день Капа позвонила отцу и пригласила его к нам, чтобы он смог увидеться с ней и внучкой. Филипп Филиппович примчался с невиданной скоростью и, как всегда, со множеством своих охранников.

Каково же было его удивление, когда при входе в нашу квартиру его остановили вооруженные сотрудники вневедомственной охраны.

Идея заключить договор на охрану нашей квартиры пришла Мнемозине еще в Австралии, за три дня до нашего отлета, и сразу же по прилете в Москву она ее мигом осуществила.

Бедный Филипп Филиппович, с него сразу сошла вся спесь.

Весь какой-то притихший и скромный до неузнаваемости, он один, и уже без своей охраны, в нашей квартире выглядел как бедный родственник.

– К вам можно?! – тихим шепотом спросил он, увидев меня возле двух охранников, стоящих на входе.

– Конечно, – улыбнулся я, – милости прошу, дорогой мой тесть!

Как только Филипп Филиппович услышал, что я его назвал тестем, он скорчил такую безумно-отвратительную рожу на своем лице, что я чуть не лопнул от смеха.

– Да, заходите, что вы тут стоите?! – выглянул из-за моей спины Леонид Осипович. – Или вам надо обязательно со своей охраной зайти?!

– Да, нет, – сконфузился Филипп Филиппович, – я так просто, задумался!

– Да чего уж тут думать-то, – огорченно вздохнул Леонид Осипович, – моя дочь, вон, снова от Оси потомства ждет!

– Послушайте, я еще своей дочери и внучки не видел, а вы мне все о каком-то потомстве толкуете! – занервничал Филипп Филиппович.

– Так проходите, что же вы встали в дверях, – усмехнулся я, и, взяв за руку слегка вздрагивающего от моего прикосновения Филиппа Филипповича, провел его за собой в спальню к Капе, где вокруг нее с Леночкой уже сидели мои жены с детьми, Нонна Львовна со Скрипишиным и Елизавета Петровна.

Филипп Филиппович сразу же бросился целовать Капу и внучку, и видно от радости, а может быть, даже от огорчения, громко расплакался.

Я смотрел на плачущего Филиппа Филипповича, и у меня было ощущение, что я его обокрал самым немыслимым образом.

Во всяком случае, смотрел он на меня как на вора, и от его взгляда я немного покраснел, но всего лишь на какую-то долю секунды.

– Хватит папаша кукситься, а то детишек напугаете, – сказал Скрипишин, и по-простому хлопнул Филиппа Филипповича по плечу.

Филипп Филиппович вздрогнул, и с удивлением взглянул на Скрипишина, но все же промолчал. Все засмеялись. Одна только Капа с сочувствием поглядела на отца. Немного придя в себя, Филипп Филиппович тут же принялся объяснять Капе какие бывают противозачаточные средства, и как ими нужно пользоваться.

По-видимому, он, как и Леонид Осипович, начинал бояться меня. Бедный Филипп Филиппович, если бы он знал, что Капа снова беременная от меня, он бы, наверное, завыл волком, а слез бы из него вытекло столько, что можно было бы несколько раз промыть нашу двухуровневую квартиру.

Однако в этот день мы решили его очень сильно не расстраивать!

– Они молодые, им бы поучиться, опыту набраться! – дружно поддержали мысль о противозачаточных средствах Елизавета Петровна с Леонидом Осиповичем.

Правда, судя по их скучным лицам, никакого уже оптимизма в их глазах не существовало. Я обрюхатил их дочек во второй раз и не думал на этом останавливаться.

Идея Платона о продолжении рода, как об осуществлении своего бессмертия целиком захватила меня, и кажется, я очень успешно заразил этой ценной идеей своих молодых жен.

Теперь они готовы были рожать от меня постоянно, благо, что сама природа позволяла им это делать с неизменным упрямством!

А потом я так боялся их всех потерять, чувствуя свою приближающуюся старость, что желал привязать их к себе навеки нашими общими детьми, которые являются самыми прочными и живыми узами!