Энн Оливер - За закрытыми дверями

Если верить журнальной вырезке, он вел светскую жизнь в Италии. Клео знала текст наизусть: «В Милане мистер Джек Девлин, восходящая звезда модной фотографии, появился в обществе мисс Лианы Кумовой, восхитительной новой…»

Чем еще занимался эти шесть лет мистер Джек Каждую-минуту-новая-модель? И надолго ли приехал на этот раз?

Время. Клео взглянула на таймер микроволновки. Джек не сдержал обещания, не спустился вниз. Единственному человеку, который мог понять и разделить ее горе, попросту все равно.

Оторвавшись от холодильника, она пошла к лестнице. Пожалуй, пора кое о чем ему рассказать.

Дверь его комнаты была открыта, внутри стояла темнота. Затухавший сумеречный свет, просачивавшийся между занавесками, падал на неподвижное тело, раскинувшееся на кровати.

Клео хлопнула ладонью по двери, открывая ее шире:

– Джек, проснись. Мне надо с тобой поговорить.

Он даже не пошевельнулся. Клео скользнула в комнату, с усилием пересекла спальню и включила лампу у кровати.

Похоже, Джек как упал на покрывало, так и лежал не шевелясь. Светло-коричневый пушок на бронзовой от солнца коже груди отливал золотом в приглушенном свете. Клео понадобилось немало усилий, чтобы удержать руки на месте.

Цепочка Джека соскользнула, медальон лежал между шеей и плечом. Клео поморщилась, когда увидела жуткую гематому с левой стороны груди, потом заметила под рубашкой еще и грубый шов через плечо.

«Что же ты на этот раз с собой сделал, Джек?»

Он всегда ходил с синяками, как с наградами, потому что регулярно ввязывался в драки, причем только из-за каких-нибудь девчонок. Исключений не бывало.

Клео откинула с его лба непослушные волосы, кожа прохладная и нежная, жара нет, значит, нет и причин прикасаться к нему. Но она всегда чувствовала себя ужасно, когда он страдал. Глупо с ее стороны.

Тем не менее волнение пробилось сквозь туман эйфории, она осторожно тронула его за плечо:

– Джек?

Он дернулся и резко открыл глаза.

– Это Клео, Джек.

От звука ее голоса его веки слегка опустились, теперь обольстительные глаза было почти не видно за длинными ресницами. Ей вдруг показалось, что она куда-то летит.

– Ты в порядке? – Наклонившись ближе, она уловила слабый теплый аромат его кожи.

Он вдруг простонал:

– Клео… Дом…

И закрыл глаза. Клео вздохнула. Без шансов. Не могли слова «Клео» и «дом» оказаться в одном предложении. По крайней мере, в этой жизни.

Старательно не обращая внимания на его расстегнутые брюки, она подошла к кровати и стянула с него туфли и носки.

Боже, даже тонкие пальцы на его ногах сексуальны! Клео в отчаянии покачала головой.

Клео достала из комода легкое одеяло и накрыла податливое тело. Ясно, в ближайшее время он не придет в себя.

– О, Джек, как здорово мы проводили время, когда были детьми! Ты был моим лучшим другом. И даже не рассердился, когда я спаяла из твоего конструктора ветряную мельничку. – Она улыбнулась, вспомнив об этом, но улыбка поблекла так быстро, как появилась. – Почему все изменилось?

«Это случилось здесь», – подумала Клео, глядя в окно. Вечер начался хорошо. План был таков: отдать Джеку девственность, чтобы он понял, что они предназначены друг для друга. Но все пошло наперекосяк.

Джек дал задний ход, когда на диске зазвучала медленная мелодия, а потом принялся пить. И выпил очень много. Уязвленная, Клео стала флиртовать с Сэмом, и они как-то оказались на заднем сиденье его машины с бутылкой водки. Потом через окно прилетел кулак Джека.

Вспоминать об этом было тяжело. Не усидев на месте, Клео встала и принялась мерить шагами комнату. Той ночью она стояла на этом самом месте и так же прижимала руки к груди, только по иной причине. Новая блузка распахнулась, бюстгальтера не было.

Огни вечеринки снаружи бросали на Джека оранжевые отсветы, черты его лица были резкими. Сквозь звон в ушах Клео слышала беззаботный смех и громкую музыку.

Пальцы Джека впились в ее плечи, в глазах пылало что-то гораздо страшнее простого раздражения.

– Что ты, черт побери, наделала?

– Тебе какое дело? – Клео попыталась вытереть слезы, но Джек крепко сжимал ее руки и не давал сдвинуться с места.

– Тебе шестнадцать, Клео! Ты понимаешь, что это значит?

В тот момент она хотела закричать, прижаться к его широкой груди и, осыпая ударами, умолять заняться с ней любовью. Но этому не суждено было случиться.

– Ненавижу тебя, Джек Девлин. Найду себе кого-нибудь, кто научит меня развлекаться. – Ее губы вытянулись в презрительную ухмылку. – Как следует развлекаться.

Пальцы Джека сжались крепче, Клео содрогнулась от выражения, промелькнувшего на его лице, испытав чувство, близкое к страху.

– Хочешь развлечься? – процедил он сквозь зубы.

Она едва разобрала эти слова, в голове, словно набитой ватой, пульсировала кровь.

И он впился в ее губы. Поцелуй был горячим, грубым, резким. Она не могла вырваться, рука Джека лежала у нее на затылке. Едва держась на ногах, она замерла. Еубы Джека скользили по ее губам, зубы впивались в ее мягкую кожу, язык оказался у нее во рту.

Потом Джек резко отстранился, тяжело дыша, во взгляде застыла мука, прекрасные губы блестели в тусклом свете. Он вытер их, будто вкус Клео был ядом, и пошел к двери.

– У тебя две минуты на то, чтобы привести себя в порядок и убраться с глаз моих долой, иначе я за себя не отвечаю.

– Ты опоздал, старший брат! – крикнула она ему в спину.

– Я убью его. – И он хлопнул дверью.

Ненадолго закрыв глаза, Клео отогнала воспоминания. Потом, глубоко вздохнув и растерев щеки, повернулась к Джеку. Он, слава богу, все еще спал.

Шесть лет назад он ясно дал понять, что чувствует к ней. С тех пор она его не видела и не слышала.

Оставив ночник включенным, Клео пошла к двери. Образ Джека обжигал воображение и согревал сразу несколько эрогенных зон.

Несмотря ни на что, она все еще мечтала о нем. – Сладких снов, Джек.

Джек знал, что спит, но от этого происходящее не казалось менее реальным. Он вертел головой, дыхание учащалось. Под молочно-белым небом расстилалась коричневая запекшаяся земля. Было холодно. Дрожа от ветра, продувавшего мокрую от пота рубашку, Джек поднял камень у развалин, которые когда-то были примитивным жилищем.

Он слышал женские рыдания, дети в обносках с грязными лицами, как молчаливые привидения, смотрели на него пустыми глазами. Деревня превратилась в груду камней. Пахло разлагающимися телами.

Вдруг откуда-то раздалась стрельба. Послышались крики. Горячий металл пронзил его плоть, тело с глухим ударом упало на твердую землю.

Его окружила темнота. И где-то в этой темноте, наполненной болью, знакомый голос произнес его имя.