Кора Кармак - Притворись (ЛП)

- Что ты делаешь? - спросила она.

Какой бы близости мы не достигли до этого, после сна от нее не осталось и следа. Стены снова возведены, а я по-прежнему нахожусь за их пределами.

- Клянусь, все не так ужасно, как может показаться.

- Сказал серийный убийца полиции.

Ее волосы были взлохмачены и выглядели ближе к той прическе, которую она обычно носила.

- Я собирался разбудить тебя, - сказал я. - Твоя мама сказала, что ужин готов.

- Мама была здесь?

Я уже начинал наслаждаться этим сердитым взглядом широко распахнутых глаз, который она бросала, когда дело касалось ее матери.

- Похоже, она нас сфотографировала.

Она схватила подушку, и я едва успел закрыться салфетками для лица.

- Ты позволил ей нас сфотографировать?

Я схватил подушку, когда она замахнулась во второй раз, и использовал ее, чтобы притянуть к себе.

- Я не позволял ей. Я проснулся от вспышки.

- Серьезно? - Она издала наполовину стон, наполовину рык и зарылась лицом в ладони. - Убей меня.

Я держал подушку между нами, как буфер, и сказал:

- Почти все закончилось.

- Ты просто не был ни на одном из ужинов моей мамы на День благодарения. Это только начало.

Она слезла с кровати и ушла в ванную, чтобы сполоснуть водой лицо. Я последовал за ней и сделал то же самое. Это было так пугающе по-домашнему, когда мы оба пытались крутиться в небольшом пространстве, чтобы не врезаться друг в друга. Я был поражен странностью, что знаю эту девушку чуть больше двадцати четырех часов. И двадцать четыре часа спустя мы отправимся каждый своей дорогой, больше не услышав друг о друге.

Я сглотнул, а от двери в ванную на меня смотрела она.

- Так ты идешь?

- Да, прямо за тобой.

Как только мы вошли в гостиную, на нас снова напали с еще одной фотографией.

- Мам! Ты серьезно?

Глаза миссис Миллер напоминали о тех рекламных роликах о животных, с которыми жестоко обращаются, - стремящиеся сделать так, чтобы вы почувствовали себя плохо.

- Прости. Кейд до этого упомянул, что ты не против фотографий, и я…

- Да? А теперь?

Я попал. Она переплела свою руку с моей и сжала ее немного сильнее необходимого.

- Ой, ты знаешь, милая. Я сказал твоей маме, как ты расстроилась, что проспала, потому что хотела хорошо выглядеть для них. Мы говорили о том, как было бы замечательно иметь на память фотографии о нашем первом совместном празднике. - Миссис Миллер щелкнула еще одну фотографию, пока я разговаривал с ее дочерью. - Миссис Эм, Макс не против. Может, нам просто нужно оставить фотографирование на время после ужина.

- Конечно, и в последний раз, Кейд. Зови меня Бетти. Или мама.

Макс широко улыбнулась мне, но у меня возникло ощущение, что это было больше похоже на оскал хищников с канала о животных - обнаженные зубы в знак агрессии. Она наклонилась и, не прекращая улыбаться, тихонько сказала:

- Если ты будешь звать мою мать “мамой”, я индейку в духовке заменю твоей головой, ты меня понял?

Я улыбнулся в ответ и прижал ладонь к ее щеке.

- Ты блефуешь, Злая Девочка. - Макс глядела на меня, но я мог сказать, что она была рада вернуться на привычную территорию. Привычная - это, конечно, наши попытки доставать друг друга. Я окликнул ее маму на кухне: - Миссис Миллер, то есть, мама, ваша дочь порой - милейшее создание. Думаю, вас поразит то, какой романтичной она может быть.

Макс тихонько рассмеялась. Ее глаза блестели. Она положила свою ладонь поверх моей на щеке и сказала:

- Это война, Золотой Мальчик. Ты пожалеешь об этом.

- Я выдержу.

И если от этого ей станет лучше, и она будет чувствовать себя менее уязвимой, то я смогу.

На столе у Макс царил просто пир, а ее гостиная решительно ожила. Макс подождала, пока мы сели за стол, чтобы начать свою первую атаку.

- Ох, папа, я знаю, что обычно ты произносишь молитву, но, может, мы позволим сделать это Кейду? Он очень религиозен, и я знаю, что он будет очень рад.

Я улыбнулся и покачал головой. Ей придется постараться посерьезнее, чем просто сбивать меня с толку.

- Мик, я был бы счастлив произнести молитву, но мне бы не хотелось нарушать ваши праздничные традиции.

Отец Макс махнул рукой.

- Чепуха. Произнеси молитву, сынок.

Я улыбнулся Макс и взял ее за руку. Я одарил ее в ответ целомудренным поцелуем, а потом потянулся к руке ее матери с другой стороны.

- Дорогой Отец Наш Небесный, мы благодарим тебя за то, что позволил нам сегодня собраться всем вместе. Спасибо, что сопровождал Мика и Бетти, чтобы они благополучно доехали сюда из Филадельфии, и мы смогли по-семейному поесть и воздать благодарности. Но больше всего, я благодарю тебя за то, что свел нас с Макс вместе. Такое ощущение, будто мы только вчера познакомились, но она изменила мою жизнь в стольких разных направлениях. Иногда мне кажется, что наши отношения слишком хороши, чтобы быть реальностью. Я молюсь за то, чтобы ты продолжал благословлять нас всех и наполнил наш день пищей, радостью и взаимопониманием. Лишь твоему святому имени мы молимся. Аминь.

Как только молитва была окончена, Макс забрала у меня свою руку. Ее родители держали руки немного дольше, поглядев на нас и обменявшись понимающими взглядами. Пока они смотрели, я наклонился и поцеловал Макс в щеку. Не было ничего плохого в том, чтобы проявить некую вольность в своей роли, тем более что это мероприятие закончится в конце дня. Я прошептал:

- Тебе придется постараться получше, Злая Девочка.

Она подождала, пока ее родители не смотрели на нас, чтобы показать мне средний палец, но мы оба продолжали улыбаться.

- Почему бы нам не сказать тост? - сказал я. Миллеры были против алкоголя, но я полагал, что сладкий чай подойдет. Я поднял чашку и произнес: - За новые начинания, новую семью и многообещающее будущее.

Макс выглядела обеспокоенной, но взяла напиток, когда это сделали и все остальные. Миссис Миллер прижала руку к груди и сказала:

- Кейд, уверена, Маккензи не скрывала, что мы не одобряли некоторых ее молодых людей. - Макс фыркнула, и я понял, что под “некоторыми” подразумевались “все”. - Но я должна сказать, что ты один из самых приятных, собранных молодых людей, которых я когда-либо встречала.

Мик перестал резать индейку, чтобы сказать:

- Ага. Похоже, наша Макс, наконец, научилась их выбирать.

Уголком глаза я видел, как позвоночник Макс выпрямился. Она потрясенно смотрела на своего отца, без сомнения потому, что он, наконец, назвал ее по прозвищу. Я знал их всего лишь день, но уже понимал, насколько это было серьезно. Когда я глядел на Макс, ее потрясение сменилось смущением, а потом злостью. Брови нахмурились, а полные губы сжались в линию. Она сделала долгий глубокий вздох, и я не мог ее винить за это.

Мы должны были остановиться прямо тут, положить конец игре. Я думал уже встать, сделать вид, что у меня важный звонок или что я приболел. Но тогда Макс решила выплеснуть свою злость на меня. И потому, что она мне была не безразлична, я ей это позволил.