Кора Кармак - Притворись (ЛП)

Теперь я видел, что ее татуировка на груди действительно изображала дерево. Голые ветви тянулись к ключице, а когда она нагнулась и положила руки на мой стол, мне стал хорошо виден ствол дерева, исчезающий в ложбинке ее грудей.

Я сглотнул, и мне понадобилось больше времени, чем нужно, чтобы поднять взгляд к ее лицу. Она сказала:

- Я хочу попросить тебя кое о чем, и это может показаться сумасшедшим.

И тогда это совпадет с моими остальными мыслями.

- Хорошо, - произнес я.

Она скользнула на место рядом со мной, и я ощутил ее аромат… что-то женственное, сладкое и совершенно противоречащее ее татуированной коже. Я по-прежнему думал о том чертовом дереве, представляя, как выглядела бы остальная часть татуировки, размышляя, какая у нее нежная кожа.

- Мои родители приехали в город без приглашения и хотят познакомиться с моим парнем.

Она придвинулась ближе и постучала красными ногтями по столу.

- И чем я могу помочь?

- Ну, я должна представить их милому, приятному парню, с которым познакомилась в библиотеке, хотя мой парень совсем не такой.

Ее рука обвилась вокруг моего предплечья, лежащего на столе, и я проклял все слои своей зимней одежды, потому что мне хотелось почувствовать ее кожу.

- И ты думаешь, что я милый и приятный?

Она пожала плечами.

- Ты выглядишь таким. Знаю, это безумие, но я была бы тебе благодарна, если бы ты притворился моим парнем, пока я не избавлюсь от них.

Я посмотрел на ее вишнево-красные губы. Они вызывали у меня в уме такие мысли, которые нельзя было назвать ни милыми, ни приятными.

То, чего она хотела, было безумием, но я буду играть, делать то, что пропустил за последние несколько недель. Часть меня была за то, чтобы связать Милого Парня Кейда и бросить его в трубу. Другая часть меня считала, что провести время с этой девушкой было очень хорошей идеей.

- Пожалуйста! - сказала она. - Говорить буду только я и закончу все это, как можно, быстрее. Я могу тебе заплатить!

Я поднял бровь, и она продолжила:

- Ну, ладно, я не могу тебе заплатить, но оставлю на твое усмотрение. Все, что захочешь.

У меня возникло чувство, что она не сказала бы о последнем тому, кто не выглядел бы “милым и приятным”. А так как эта часть моего мозга была временно нездорова, то у меня появилась хорошая идея о том, чего же я хочу.

- Я согласен.

Ее тело расслабилось. Она улыбнулась, и это было потрясающе. А потом я добавил:

- В обмен на свидание.

Она отпрянула, и ее полные красные губы сжались в растерянности.

- Ты хочешь пойти со мной на свидание?

- Да. У нас же сделка?

Она глянула на часы на стене, выругалась себе под нос и сказала:

- Хорошо. По рукам. Теперь дай мне свой шарф.

Я даже не успел пошевелиться, как она начала стягивать его с моей шеи.

Я усмехнулся.

- Уже снимаешь с меня одежду?

Один уголок ее губ дернулся вверх, и она с удивлением посмотрела на меня. Потом потрясла головой и обернула мой шарф вокруг своей шеи. Он закрыл ее изящных птиц и гладкую фарфоровую кожу на груди, нарушенную лишь черными линиями вытатуированного дерева. Она схватила со стола салфетку и стерла ярко-красную помаду.

- Моим родителям известно только, что мы познакомились в библиотеке. Ты милый, хороший и здравомыслящий. Они безумно консервативные, поэтому никаких шуток о снимании с тебя одежды. Мы встречаемся несколько недель. Ничего сложного. Я больше ничего им не говорила, поэтому они должны с легкостью поверить.

Умелой рукой она стала стирать темную подводку с глаз. Зачесала волосы вперед, чтобы они закрывали ряд пирсинга в ушах.

- А что на счет тебя? Чем ты занимаешься?

- Я актер.

Она округлила глаза.

- Им это не понравится так же сильно, как и моё увлечение музыкой, но другого ничего не остается.

Она продолжала суетиться со своим макияжем и приглаживанием волос, озираясь вокруг, будто искала шляпу, чтобы закрыть их.

Я положил руку ей на плечо и сказал:

- Ты выглядишь прекрасно. Не беспокойся.

Выражение ее лица застыло, и она посмотрела на меня так, будто я говорил на суахили. Потом ее губы сжались во что-то похожее на улыбку. Я все еще держал ее за плечо, когда женщина у прилавка закричала:

- Маккензи! О, Маккензи, радость моя!

Маккензи.

Она не была похожа на девушку с именем Маккензи.

Она судорожно вздохнула и поднялась навстречу женщине, которая, по моему предположению, была ее матерью. Я поднялся вместе с ней и оставил свою руку у нее на плече. Она выглядела измученной, что было забавно, потому что до этого момента уверенность буквально струилась из ее пор, как мед.

То есть, она попросила совершенно незнакомого человека притвориться ее парнем. Она казалась бесстрашной. Очевидно, для нее родители были своего рода криптонитом.

Я посмотрел на приближающуюся к нам пару средних лет. Мужчина лысел и носил очки с проволочной оправой, у женщины волосы поседели на висках. Руки между ними были переплетены, а другие вытянуты вперед, будто они ждали, что их дочь бросится к ним для общего объятия. По ее же виду было понятно, что скорее она сбросится с обрыва.

Я улыбнулся.

Такое… я мог сделать.

Я сжал ее плечо и сказал:

- Все будет хорошо.

- Ми-ми-мишутка! О, дорогая, какой ужас ты сотворила со своими волосами! Я говорила тебе прекращать пользоваться этими красками из коробки.

Маккензи покусывала нижнюю губу так сильно, что, когда мама притянула ее к себе для объятия, я удивился, что из нее не потекла кровь. А потом настал черед отца, и мне пришлось убрать руку. Я отошел в сторону и протянул руку ее матери.

- Рад познакомиться с вами, миссис…

Слова уже сорвались с моих уст прежде, чем я понял, что понятия не имею, какая у Маккензи фамилия. Черт, я даже не знал, что ее зовут Маккензи.

Ее мама взяла меня за руку и, качая головой из стороны в сторону, посмотрела на меня, будто ожидая, что я закончу предложение. Я видел, что Маккензи высвобождается из объятий отца, и ее лицо медленно наполняется ужасом.

Черт.

Я улыбнулся своей самой лучшей улыбкой и проговорил:

- Знаете, Маккензи так много рассказывала мне о вас, что мне кажется, я должен называть вас мамой.

А потом приблизился к ней, чтобы обнять.

Макс

ОН ОБНИМАЛ МОЮ МАМУ.

Совершенно незнакомый человек. Я могла выдержать от нее лишь несколько объятий в год, не почувствовав удушье, а он находился в ее руках, похожих на боа-констриктора1, три, четыре, пять секунд.

И оно все еще продолжалось.

Это было полноценное объятие, а не одно из тех неловких одной рукой, как у меня с отцом.

О, Боже, ее голова уткнулась ему в подбородок. Его подбородок!

Казалось, что секунды превратились в целую жизнь, и его расширенные глаза встретились с моими поверх маминой головы. Учитывая то, как он был зажат, казалось, он никогда не сможет освободиться. Это походило на одну их тех печальных историй, когда маленький ребенок душил кота, потому что слишком сильно сжимал его в объятиях.