Гейл Макхью - Пульс (ЛП)

Находясь в полной боевой готовности, Гэвин сжал челюсти и постарался, чтобы его тон был спокойным. Проведя пальцами по её щеке, он спросил низким шепотом:

– Диллан поднял на тебя руку?

Дрожа всем телом, Эмили сглотнула:

– Ты знал, что психическое насилие может заставить жертву впасть в депрессию, чувствовать страх, беспомощность, отрицать собственную ценность и быть в отчаянии? Но это не имеет значения, потому что твои чувства не учитываются, и ты не осознаешь, что никогда и не будут. Порой мучитель заставляет тебя думать, что с тобой считаются. Затем ты снова возвращаешься к мысли, что только ты в этом повинна, не они. Но обычно твои потребности и чувства, если у тебя вообще есть чертова смелость показать их – а у большинства женщин нет – игнорируются, высмеиваются, сводятся к минимуму и отбрасываются. Тебе говорят: ты слишком требовательна или с тобой что-то не так. По сути, тебе отказано в праве чувствовать… Вообще что-либо.

Истерически рыдая, Эмили направилась в гостиную. Сев на диван, она посмотрела на Гэвина, вошедшего следом за ней, его взгляд был прикован к ней.

– Иногда ты отдаляешься от друзей или тех, кого любишь. Порой даже не позволяешь себе с кем-то дружить. Несмотря на то, что ты отдала человеку свое сердце и душу, его поведение становится таким непредсказуемым, что ты будто ходишь по минному полю. Но ты продолжаешь любить, потому что он не был таким, когда вы встретились, и твоя вина кажется такой очевидной. Затем – здесь приходит самая истеричная часть и вообще то, насколько искаженной становится вся ситуация – ты начинаешь придумывать оправдания его непростительному поведению в попытке убедить себя, что все нормально. Фактически, ты пытаешься изо всех сил убедить себя, что только ты заставила его стать монстром, в которого он превратился.

С колотящимся сердцем Гэвин опустился перед ней на колени. Электрический разряд, полный ярости, прошел по ее нервам, когда Гэвин взял ладошки Эмили, переплетая свои пальцы с её.

– Господи Боже, Эмили, скажи, что он сделал с тобой.

С бегущими по лицу слезами Эмили начала смеяться.

– Погоди, Гэвин. Фишка в том, что несколько женщин из организации по борьбе с домашним насилием сказали, что я сама позволила этому случиться, потому что «я продукт своей окружающей среды». Я имею в виду, не правда ли, как это банально? Я когда-нибудь рассказывала тебе о своих родителях? Рассказывала о том, как после того как папа бросил нас, моя мама продолжала искать кретинов?

Желая вырвать из неё ответ, Гэвин просто покачал головой. Эмили никогда настолько не открывалась ему, и он знал, что должен позволить ей говорить. Он сжал её руки, в то время как его грудь сжималась от каждого её неуверенного вдоха.

– Что ж, она искала. Она скакала от одного к другому так, словно назавтра мир собирался разрушиться. Понимаю, что быть единственным родителем было для неё тяжело. Понимаю. Ей непременно надо было подбирать каждого местного пьяницу в ближайшем баре для того чтобы он помог оплатить жилье за следующий месяц. Они какое-то время помогали, после чего исчезали, как мой отец, но это всегда имело свою цену. Она позволяла избивать себя, если ужин не был готов вовремя: к тому моменту, как открывалась входная дверь, – или если дом не был убран к моменту, когда они сбрасывали свои грязные сапоги. Все они выглядели по-разному, но были слеплены по одному образцу. Все и каждый в частности был сделаны из одного и того же куска дерьма.

Покачав головой, Эмили на этот раз сжала руки Гэвина.

– В общем, те женщины сказали, что в результате того, что я видела бессилие своей матери, сама стала слабой, а мама в свою очередь стала такой, наблюдая за тем, как дедушка бил бабушку. Они сказали, что я росла, думая, что это нормально для мужчины: так себя вести по отношению к женщине. Я росла, думая, что собственная ценность приносится в жертву нуждам мужчины, любой ценой. Даже если это означает снова и снова унижать себя.

– Но яблоко может далеко упасть от яблони. Пятьдесят процентов детей, которые росли, видя такое, никогда не пойдут по стопам своих родителей, независимо от того, мальчик ли наблюдает за тем, как его отец бьет маму, или девочка – за тем, как избивают её мать. Только это яблоко упало на ту же полянку, Гэвин. Это яблоко катилось по той же тропинке, что и её мать. – Остановившись, Эмили посмотрела на свои руки, переплетенные с руками Гэвина. Когда она снова посмотрела на него уже менее болезненным взглядом, все, что могла сделать – это произнести следующие слова: – Еще они сказали, что, борясь физически с Дилланом в день нашей свадьбы, я наконец-то разорвала этот круг.

Вот оно. Ответ на вопрос прямо перед ним. Вопрос, на который Гэвин уже знал ответ. Желудок ухнул вниз. Чувствуя как побелело лицо, Гэвин поднялся на ноги, а лезвия ярости пронзали грудь. Кровь. Он хотел крови Диллана, и прямо сейчас.

Эмили вскочила, но ноги подкашивались:

– Не надо. Пожалуйста, не надо, – прошептала она, глядя в его полные злобы глаза. Обхватила ладонями его лицо, их тела дрожали. – Я здесь, Гэвин, с тобой. И я в порядке. – Тишина вибрировала, она душила Эмили, видевшую, как Гэвин пытался себя контролировать. Хотя это не работало. Она видела, что он готов взорваться. – Я не сказала тебе, потому что не хочу, чтобы тебе было больно. Я не хочу, чтобы у тебя были проблемы или чтобы ты проходил больше, чем уже прошел. Пожалуйста, не презирай меня за эту ложь. Пожалуйста, не надо.

Гэвин знал, что она соврала той ночью. Что-то глубоко внутри говорило ему это. Но тем не менее, другая его часть обманывалась, веря ей. Гэвин смотрел на неё в замешательстве, и гримаса боли появилась на его лице.

– Я никогда бы не смог ненавидеть тебя, Эмили. Ты веришь мне, когда я говорю это?

Эмили кивнула, чувствуя, как слезы градом катились по щеками.

– И ты беспокоишься обо мне ?

– Да, – еле слышно согласилась она. – Я должна защитить тебя от всего этого. Все из-за меня.

– Защищаешь меня после всего, что он сделал с тобой? – спросил он с раздражением в голосе. Гэвин поднял руки к её лицу, цепляясь за неё взглядом. – Боже мой, Эмили, всё это случилось не из-за тебя, но ты не можешь просить меня нечего с ним не делать.

– Пожалуйста, – плакала она.

Стиснув зубы, Гэвин отвернулся:

– Нет.

Страх ударил Эмили прямо в живот, когда она увидела, как Гэвин схватил со стойки ключи. Когда она направилась к нему, в голове огнем горели картинки того, что он собирался сделать. Эмили забилась в такой истерике, на которую, думала, не способна. За свою жизнь она плакала много раз, но ничто не шло в сравнение с тем, что сотворили эти крошечные образы в её голове. Она не могла дышать, не могла думать. Ноги ощущались так, словно она тащилась по вязкой грязи, она с трудом прошла по пентхаусу. Схватила руку Гэвина, когда тот собирался открыть входную дверь.