Санта Монтефиоре - Пленники судьбы

Услышав, как подъезжают машины по покрытой гравием дороге, Люк выбежал через парадный вход встречать гостей.

— Люк! — Фрейя вышла из машины и бросилась к нему навстречу, широко распахнув объятия. Ромина улыбнулась, подумав, что сын явно допустил ошибку, остановив свой выбор не на той женщине. — Ты прекрасно выглядишь! — выпалила Фрейя. — Ты загорел и набрался сил! Отдых явно пошел тебе на пользу.

— Он и тебе пойдет на пользу. Немного солнечных ванн около бассейна, пешие прогулки вдоль берега, масса времени для размышлений. — Сейчас у него не было желания омрачать ее приезд рассказами о своей любви к Козиме. Он найдет подходящий момент. Люк был уверен, что Фрейя порадуется за него.

— Я так счастлива, что ты пригласил меня сюда, — сказала она, беря его под руку. — Майлз не мог поверить в это. Думаю, он до сих пор не оправился от изумления.

— Он заслуживает большего наказания, чем просто изумление.

— Мне нужно всего несколько дней, и я снова буду в седле. В последнее время мне действительно пришлось нелегко.

— Давай что-нибудь выпьем. Я хочу представить тебя своим двум очень хорошим друзьям.

— О? — Взглянув на него, Фрейя напрочь позабыла и о детях, и о своем непутевом волоките-муже, растаяв от тепла оказанных знаков внимания.

— А затем я сам тебе все здесь покажу.

На террасе сидели, непринужденно болтая, Ма, Нэнни и Карадок. Порчи спал тут же, на покрытом плиткой полу, выставив навстречу солнцу свое брюшко, которое было странно кругленьким несмотря на то, что последнее время у него совершенно не было аппетита. Мужчины вежливо встали при появлении Фрейи, а Ма продолжала неподвижно сидеть на своем месте. Она была слишком сонной и толстой, чтобы лишний раз пошевелиться.

— Это сливки Инкантеларии, — сказал Люк, широко улыбаясь. — Мой дядя Нэнни, эксцентричный человек, которому взбрело в голову преподнести моей матери свинью, профессор Карадок Макослэнд — самый мудрый из живущих христиан и, наконец, Ма Хемпл, вероятно, самая сварливая женщина по эту сторону Неаполя.

Ма протянула руку.

— Он сильно ошибается насчет меня. Я как раз самый добродушный здесь человек. Люк просто не понимает моего чувства юмора. Сказываются долгие годы работы в банке.

Фрейя захихикала.

— Держу пари, это действительно так, Ма.

— Приятно встретить еще одну красивую девушку, — произнес Карадок.

— У профессора наметан глаз на женщин, — пояснил Люк.

— В траттории есть прелестная девушка. Ее зовут Роза, и она прекрасна, как весенний цветок.

— Да она проститутка, — поправила Ма. — Просто Карадок этого не замечает.

— В нашем возрасте на это уже можно закрыть глаза, — сказал Нэнни, вспоминая белоснежную плоть Фийоны и ее вызывающе яркие рыжие волосы. — Нужно брать то, что нам дают.

— Посмотри, кто к нам пожаловал! — крикнула Ромина своему мужу.

— Какое здесь чудесное место, Билл, — сказала Розмари, шагнув вперед, чтобы его поцеловать.

— Мы сделали все, что смогли.

— Я бы даже сказал, что вы превзошли себя, — произнес Фитц, помня, на что был похож замок, когда он лежал в руинах. Большинство балюстрад тогда обрушилось, а плитка настолько обросла мхом и сорняками, что ее было практически не видно. Воздух был отравлен гнилостным зловонием. А сейчас Фитц чувствовал, что сад придает ему сил. Пахло свежескошенной травой, соснами и гардениями. Он глубоко вдохнул, выставив грудь, как петух, получая удовольствие оттого, что снова попал в прошлое.

Вентура и дворецкий принесли вина и кростини, и гости сели, ведя непринужденную беседу. Ма с первого взгляда невзлюбила Розмари, и в этом не было ничего удивительного, — она не выносила неискренности, а Розмари чувствовала себя не в своей тарелке, испытывая комплекс неполноценности. Ей было гораздо комфортнее на родной земле, среди таких же, как она. От присутствия иностранцев, которые сейчас чувствовали себя такими счастливыми, ей становилось не по себе. За тридцать лет Фитц почти не вспоминал об Инкантеларии и не повел и бровью, когда Билл и Ромина пригласили их к себе погостить, однако что-то таинственное было в его молчании, словно он прятался за ним. Розмари не ревновала мужа к Альбе, ведь в конце концов именно она стала его женой, однако Инкантелария была частью его прошлого, на которое она не могла претендовать, поэтому автоматически относилась к этому месту с предубеждением. Фитц очень хотел увидеть, что Ромина и Билл сделали со своим домом, и Розмари не могла отпустить его одного, позволив бесконтрольно окунуться в пучину воспоминаний.

Ма сразу же прониклась к Фитцу симпатией. И не столько потому, что он был красив, а скорее оттого, что казался таким искренним. В нем не было фальши. Он взял Порчи на колени и приласкал его. Маленький поросенок похрюкивал от удовольствия, выставив кверху брюшко, которое Фитц усердно чесал. Фитца все приводило в восторг, даже чувство юмора Ма, что было несколько необычно, поскольку людям, недавно с ней познакомившимся, требовалось какое-то время, чтобы привыкнуть к ее непростому характеру. Сама же она отвечала Фитцу симпатией, вовсе не возражая против его остроумных насмешек… Скорее, ей это даже нравилось…

Что касается Фрейи, то Ма внимательно наблюдала за ней и за Люком. Ромина поведала ей о том, что они были очень давними друзьями и что Фрейя подозревает мужа в измене. Ма не могла понять, почему люди женятся. В природе мужчины не заложено оставаться верным одной-единственной женщине. А то, что Фрейя была влюблена в Люка, было видно невооруженным глазом. Люку, похоже, она тоже явно нравилась. Но любовь ли это? Будь Ромина собакой, можно было бы сказать, что она взяла ложный след. Объект страсти Люка находился в совершенно другом лесу. Ма откинулась на спинку стула, прокручивая ленту событий прожитых лет. И воспоминания о любви были лучшими эпизодами ее жизненного сериала.

Во время ленча Ромина ознакомила гостей с кровавой историей этого замка. На Фитца словно надели маску, он ничем себя не выдал. Розмари и Фрейя слушали, поеживаясь, жадно ловя каждое слово.

— И только подумайте, семья Валентины по-прежнему живет здесь, в Инкантеларии, — сказала Ромина, заканчивая рассказ. На какое-то мгновение Фитц сбросил непроницаемую маску и покрылся румянцем. — Дочь Валентины держит тратторию, которая по-прежнему принадлежит ее семье.

Розмари стиснула зубы, стараясь сохранять самообладание. Она-то надеялась, что бывшая большая любовь Фитца куда-нибудь переехала или умерла.

— Альба, вероятно, замужем, — сказала она.

— Да, за Панфило! — напомнила Ромина.

— А, это фотограф, — произнесла Розмари. Фрейя вспомнила, как ее отчим стал очень тихим, когда они с Люком упомянули об Инкантеларии.