Маргарита Лаврик - Заблудившееся счастье (сборник)

– Что это мы тут лежим? Нужно срочно ехать к сыну.

Галина Сергеевна гуляла на улице с внуком. Ира с Иваном подходили к ним.

– Ванечка! – Позвала она сына. – Иди ко мне.

Маленький, светлоголовый мальчик, повернул голову в её сторону. Раскинув ручки в стороны, он с радостным визгом, побежал навстречу матери. Ира подхватила сына на руки и крепко прижала его к себе. Их встреча была такой радостной и счастливой, что могла растрогать любое чёрствое сердце. Стоявший рядом Иван, ждал, когда он сможет обнять своего сына.

– Ванечка! – Обратилась к сыну Ира. – Поздоровайся. Это твой папа.

– Привет, папа! – И потянулся к нему. Большие, крепкие руки Ивана, бережно приняли маленького Ванечку от матери. Он нежно обнял сына, поцеловал его. Оба Ивана чувствовали себя неловко в обществе друг друга. Ещё бы, ведь это их первое знакомство. Ничего, ребята! Вы полюбите друг друга. Ира и Галина Сергеевна облегчённо вздохнули.

Ирина стояла у окна и смотрела на улицу. Была весна. Ещё не видно зелени, но чувствовалось, что она вот-вот появиться. Природа оживёт окончательно. Вообще, с приходом весны, хочется начать жить по-новому. Она помахала рукой. Во дворе играли дети и среди них её сын под зорким взглядом своего отца. Со времени их знакомства, они неразлучны. Мужская дружба! В боку сильно кольнуло. Что это? В это время Иван глянул на окно и увидел, как лицо Ирины исказилось. Он подхватил сына на руки и побежал к подъезду. Вбежав в квартиру, он с порога крикнул.

– Ира! Началось? – Получив утвердительный ответ, он набрал номер больницы.

– Сергей! Пришли машину. Жена рожает.

Встречай весна! Вот она, новая жизнь!

Ира родила дочь. Иван хотел назвать её Анастасией. Ирина настояла на имени Екатерина, объясняя свой выбор тем, что если бы не Катя Широкова, то неизвестно, встретились бы они.

Суда. Сентябрь 2010 г.

Немного о себе. Родилась 16 сентября 1941 года в Тосно под Ленинградом. 17 сентября поселение заняли немцы. Моей маме пришлось, как есть, в тапочках и халате с маленьким ребёнком покинуть больницу, т. к. её тут же переделали под немецкий госпиталь. Немцы хозяйничали везде. Выгоняли население из домов, отбирали имущество, продукты, скот. Этого не избежали и мои родственники. Чтобы не быть мишенью для развлекающихся немцев, моя семья решила перейти линию фронта и добраться до своей малой родины, в Вологодскую область. Что они пережили на своём пути, трудно описать. Вот несколько эпизодов, которые связаны только лишь с моей судьбой.

Декабрь месяц, жуткий мороз, голодные, холодные они шли к намеченной цели только ночью. Все, по очереди, несли меня на руках, чтобы хоть как-то согреть маленькое тельце. Переход в ту ночь был длинным, на пути не встретилось ни одна жилая деревня. Все устали и меня положили в ворох тряпья на деревянные санки. На удивление всех, я долго не подавала признаков жизни. Моя мама забеспокоилась, открыла верх одеяла. При свете морозной луны, лицо моё отдавало синевой и не выражало никаких признаков жизни. Как это обычно бывает, все тихо заголосили. Что делать? Помер ребёнок, да и кто выживет в таких условиях. Свернули с дороги, в лесу, под сосной вырыли в снегу яму, положили меня туда, перекрестились и отправились в дальнейший путь. Бог дал, бог взял. Не пошла с ними только младшая сестра моей матери, Надя, которой тогда было 11 лет. Она ухватилась за дерево, и не поддавалась ни на какие уговоры идти дальше. Не пойду без Ритки, и всё тут! Тогда решили меня откопать и в ближайшей деревне, с помощью лопаты, схоронить меня по-христиански. Набрели на хутор их двух домов. Одна добрая старушка, впустила всех к себе. Пока суть, да дело, моё щуплое тельце отогрелось, и я подала еле заметный признак жизни. У бабушки нашлась какая-то мазь, которой меня растёрли, напоили чаем, дали жёваный мякиш хлеба, завёрнутый в тряпицу. Все опять перекрестились. Слава тебе господи! Не дал совершить грех.

Дальше, был такой случай. Мой дед, инвалид, которого не взяли на фронт, вместе со своим тринадцатилетним сыном, отправились в село, чтобы обменять мамины часы и кашемировую шаль на хлеб. Их поймали немцы и вместе с остальными людьми, подозреваемыми в партизанстве, были расстреляны, но дед успел сына столкнуть в ров ещё до выстрела и потом, сам мёртвый, прикрыл его своим телом. Ночью, окоченевший от лютого мороза, Анатолий выбрался из-под мёртвых тел. Потом, каким-то образом, добрался до своих родных.

Был случай, когда им подвернулся момент, сократить свой нелёгкий путь на поезде. Но и здесь их ждала неудача. Состав разгромили немецкие самолёты, не успел он отойти и на километр от станции. Мама вытолкала из вагона своих сестёр и брата с бабушкой, а потом выбросила кулёк, в который была завёрнута я. Было много снега. Всё обошлось. Было в их продвижении на малую родину много испытаний, всего не опишешь, но всё-таки, они сделали это. Только в июне месяце, они добрались до места назначения, о чём говорит запись в моей метрике.

Вот это начало моей жизни. Дальше было как у всех людей, которые пережили войну, голод, разруху. Отец не вернулся с фронта к своей семье. Нет! Он не погиб, он нашёл себе другую семью, как ему, видимо, показалось, более достойную. Что ж! Так как я его совсем не знала, то и не огорчилась.

В восемь лет я пошла в школу. Это было в Карелии. Но там мы долго не задержались и снова приехали в Вологодскую область, в Город Череповец, тогда начался строиться металлургический завод. Мать выучилась на газорезчицу, и успешно проработала там до самой пенсии. Её задача в нашем воспитании с братом, заключалась лишь в том, чтобы прокормить нас и мало-мальски одеть, в остальном мы были предоставлены сами себе, росли, как придорожная трава. Нас некому было подтолкнуть, подсказать, как нужно жить правильно. Так мы и учились.

Я окончила десять классов, поступила учиться в дошкольное педучилище на воспитателя детского сада. После меня отправили работать в Архангельский лесопункт, где меня никто не ждал, и где я не проработала ни одного дня. Соответственно, документы мои пропалим где-то, в каком-то учреждении. Я опять не огорчилась. Пошла работать на завод.

Прошло три года. Я вышла замуж и уехала с мужем на Дальний Восток, в Хабаровск. Мой муж профессиональный военный. Дальше был Ленинград, Калуга, Камчатка, снова Калуга, и снова Череповец – моя малая родина. У меня двое детей: дочь и сын. Пять внуков.

Писать начала, когда мне сделали четвёртую операцию по удалению злокачественной опухоли кишечника. Лежу, значит, в палате, как матрос Железняк, разрезанная от солнечного сплетения до самого лобка, и думаю. Сколько той жизни мне осталось? Что я оставлю после себя на память, пусть не всем людям, а своим детям, внукам? Чем они вспомнят меня после моего ухода из этой прекрасной жизни? Когда лежишь недвижимая, когда нельзя повернуться, сесть, то, что остаётся делать человеку кроме как думать. С детства любила читать. Читала запоем, всё подряд, что попадало под руку. Уже к седьмому классу, в библиотеке посёлка «Панькино», не осталось, казалось бы, ничего, что не побывало бы в моих руках. Мне так казалось. На самом деле, читала я только то, что в малом количестве имела библиотека. В детстве нам всё казалось, что деревья большие, книг много. В магазине всего полно, когда ты не можешь всё это приобрести. Много позже, я поняла, насколько бедно мы жили. Не только в семейном благополучии, но и во всём остальном, что касалось самого человека.