Челси Файн - Лучший вариант расставания (ЛП)

Дженна изучала меня своими золотистыми глазами.

— Хочешь поговорить о ней? — тихо спросила она.

— Нет, — я смотрела только на мороженое.

— Хочешь поговорить о Леви?

— Нет.

— Хочешь поговорить о...

— Нет, — резко ответила я, затем сглотнула, пытаясь подавить гнев, и подняла глаза. — Прости. Не хотела быть стервой. Это моя вина. Знаю, я сама подняла эту тему. И понимаю, что рано или поздно мне придется об этом поговорить. Но я просто не могу.

Она кивнула с полуулыбкой и оперлась на диван.

— Все нормально. — Приступ агрессии миновал. — Давай поговорим о чем-нибудь другом, — она снова улыбнулась, но на этот раз по-настоящему, тепло.

Боже, я любила Дженну за ее способность не лезть в мое прошлое, скрытое от чужих глаз.

— Например? — я взяла еще кусочек и попыталась проглотить эмоции вместе с десертом.

— Например... что ты собираешься делать в следующем семестре? Джек что-то говорил о том, что Нью-Йорк, может быть, все еще в силе...

Мое сердце застучало чаще.

— Да. Возможно. Не знаю. — Мороженое в моих руках вдруг стало слишком холодным. — А ты чем планируешь заняться?

Она пожала плечами:

— Вернусь в ГУА. Сделаю новые тату. Все как всегда.

— Еще тату? — я подняла бровь. — И где же?

Она посмотрела на свой татуированный живот, руки, ноги.

— Найду местечко. Хочу морского конька.

— Морского конька?

— Да. Ты знала, что у них о детях заботятся самцы, а не самки?

Я выгнула бровь:

— И поэтому ты хочешь нарисовать его на своем теле.

— И еще у них нет зубов. И желудков.

— По-моему, не слишком веские причины, для того, чтобы запечатлеть этих существ на своей коже навечно.

Она вздернула подбородок:

— Что же, по-твоему, является достойной причиной?

Я замерла:

— То-то же, — сказала она, выуживая телефон, чтобы показать мне рисунки. — Итак, который из этих морских коньков лучше?

Весь следующий час мы с Дженной сидели на диване и обсуждали татуировки с изображениями этих животных, и я забыла, ну почти, о Черити и Леви, и о том, как все могло бы сложиться.

А все действительно могло быть прекрасно.

Когда мы с Черити перешли в старшую школу, у Леви появился грузовик, и он возил нас на занятия каждый день. И отвозил домой, что в футбольный сезон для него было довольно проблематично.

К тому времени он уже был подающим надежды футболистом, игра стала его жизнью, а следовательно, и нашей. После школы у него были тренировки, и нам приходилось ждать, пока он освободится, до самого заката.

Большую часть времени мы смотрели видеоролики на телефонах или жаловались друг другу на учителей и манерных девчонок. Иногда делали домашнюю работу. А порой болтались на трибунах, пялились на дерущихся футболистов и орущего на них тренера Мака.

Я была влюблена в безопасность, а потому спокойно смотрела, как он по три часа бегает по полю в узких штанах. Черити тоже не возражала. Так как она влюблялась в каждого встречного парня, то и не думала жаловаться. Мы просто сидели и счастливо вздыхали от звуков игровых звонков и сталкивающихся шлемов.

В один из таких таких дней, Черити захотелось повопить с наших верхних трибун. Не спрашивайте меня, зачем. Вполне возможно, чтобы просто позлить Леви. И она добилась цели.

После пяти минут ужаснейшего мяуканья и чуть ли не мата из уст Черити, Леви, стоящий на поле, бросил в нас футбольный мяч.

Он бросил футбольный мяч. В НАС.

За последние четыре года он значительно нарастил мышечную массу, да он никогда и не был худым. К тому же, если в вас летит футбольный мяч со скоростью примерно двадцать километров в час, это несколько пугает. Поэтому мы нырнули под трибуну, а импровизированный снаряд приземлился прямо за тем местом, где мы сидели.

Факт к размышлению: Леви всегда попадал в цель. То есть то, что мяч в нас не попал, случайностью не было. И, тем не менее, это пугало, достаточно для того, чтобы заставить Черити никогда больше не мяукать.

Мяч ярости скатился по трибунам и остановился у наших ног. И нам с Черити в головы пришла блестящая идея: побросать его, что доказывает, насколько отчаянно мы нуждались в том, чтобы убить время.

Мы выбрали местечко на задворках поля и начали перебрасываться мячом, не демонстрируя выдающихся успехов. Какой смысл в том, чтобы у мяча были два заостренных конца? Вообще никакого.

Нужно ли говорить, что мы с Черити бросали его как девчонки, высмеивая друг друга, если мяч дурацкой формы неизбежно выскальзывал из наших рук.

Мы не замечали, что тренировка закончилась, пока Черити не пропустила мяч, и он не покатился к ногам Леви. Тот стоял, упершись руками в бедра в той самой я-только-что-пробежал-пятьдесят-миль-и-почти-выбился-из-сил позе.

Он покачал головой:

— Мне стыдно признавать, что мы родственники.

Она улыбнулась:

— Потому что я свистела классным задницам твоих дружков?

— И это тоже, — кивнул он. — Но по большей части из-за того, что ты уворачиваешься от мяча каждый раз, когда он в тебя летит. Это недопустимо. Он же тебя не укусит. И тебя, — указал он на меня. — Зачем вы используете обе руки? Выглядите по-идиотски.

Я улыбнулась, потому что он был серьезен, а серьезный Леви меня смешил.

— Идите сюда, обе. — Он поднял мяч, когда мы подошли ближе. — Вот, — он многозначительно взглянул на Черити, а затем на меня, — как нужно бросать мяч в футболе.

Он продемонстрировал нам безупречный пас и стал объяснять, как это повторить. Мы раз за разом терпели неудачи, но попытки нас веселили. Мы хихикали, вертели мяч в руках, вздрагивали и до чертиков его раздражали. Но он не сдавался.

Леви продолжал наш урок футбола, пока, по его мнению, мы перестали позорить доброе имя Эндрюс.

В то время я полагала, что Леви мне такой же близкий друг, как и Черити. Мы все делали вместе, втроем, по крайней мере, пока были маленькими. Мы были тремя мушкетерами. И даже спустя годы, когда мы больше не могли вести себя так на публике, в силу того, что повзрослели, мы оставались своего рода семьей. Настоящей. Непоколебимой. Вечной. Мы ощущали это по-особенному.

Но тогда я не понимала насколько особенной была наша дружба, теперь знаю.

Леви

Я старался игнорировать Пикси всю неделю. Я не был уверен, что готов увидеть, как сильно она меня возненавидела. Я занимал себя ремонтом свободных спален в восточном крыле. Невероятно, сколько работы можно проделать, когда тебя гложет чувство вины.

Я не мог поверить, что назвал ее шлюхой. Не кого-то другого из своего окружения, а именно Пикси. Ради Христа, она же занималась сексом всего однажды. Мне стоило лишь вспомнить о ночи, когда я узнал, что она рассталась с девственностью, как по моим венам побежала ревность.